Сергей
Михайлов
Агентурная работа как средство уничтожения
личности
//
"Саратов" (г. Саратов). 1992, 23 апреля. № 63 (146).
Рубрика:
Совершенно несекретно
(Продолжение. Начало в № 62)
* Подготовлено
к печати: 13 марта 2015 г. Вячеслав
Борисов.
Обыск
Однажды, придя
в отдел, я не смог открыть свой сейф – был сломан замок. Тогда по моей просьбе
в присутствии комиссии был вскрыт сейф. Обнаружилось, что пропали многие
секретные документы, личные и рабочие дела моих агентов.
Началось
следствие, но шло оно с нарушениями закона. Меня обвинили в том, что документы
похитил я сам. 2 июня 1987 года в моей квартире был обыск. Начался он с того,
что в квартиру (а дома была жена и дети) вошли замполит ЛОВД ст. Саратов и зам.
начальника следственного управления Приволжского УВД на транспорте. Замполит
заявил жене, что "в интересах Игоря надо произвести обыск". После
этого вошло человек десять сотрудников. Перерыли все комнаты. Изъяли блокноты с
записями, кассеты, различные документы. Я предвидел этот обыск. Заранее сделал копии
всех оперативных магнитофонных записей. Подлинники спрятал в морозильную камеру
холодильника, а часть копий специально положил на видное место – в хрустальной
вазе на секретере. Их потом изъяли. Я надеялся, их приобщат к делу, как требует
того закон, и следствие будет вынуждено раскрыть связь "Жени" с
работниками КГБ и милиции. Но этого не произошло. Я на обыске не мог быть, так
как мне было запрещено выходить из отдела.
Инсценировка
кражи документов из сейфа и этот обыск были сделаны с целью скомпрометировать
меня как свидетеля. И это тоже часть агентурной работы. В те дни в мой почтовый ящик была подброшена
записка: "Документы скоро получишь, в следующий раз думай о детях".
Эта записка была потом приобщена к уголовному делу, я был уволен из органов.
А теперь
вернёмся к "Оленю". Когда его выпустили, мы встретились с ним и он
сказал, что только от меня зависит, чтобы его не посадили. Так ему сказали его
покровители. Я не согласился. Тогда он
сказал, что у него есть друг, который работает там, где работает "шеф"
Ивановой, и он скажет мне, кто давал команду вскрыть мой сейф. Я согласился.
Кстати, мне было запрещено задерживать другого наркомана, проходящего по этому
делу.
- Игорь, скажи мне честно, ты не боишься так
подставляться, рассказывая обо всём этом?
- Я не знаю,
как воспримут оперативники, моё руководство всё то, о чём я рассказываю. Думаю,
что дети мои ни при чём, а юридически, если я совершил преступление, готов
ответить по закону. Я считаю, что необходимо изменить всю систему агентурной
работы, её принципы, чтобы не было агентов типа "Жени", а
подставляемся мы ежедневно, любой сыщик может быть оговорён преступником как
угодно.
Разоблачение наркоманов
- Наверняка в твоей практике есть много
других примеров безнравственной работы агентуры.
- Сколько
угодно. Вот фотографии двоих преступников. Судимые, наркоманы. В 1989 году они
совершают в поезде кражу крупной суммы денег у одного кооператора, вместо денег
подсунув в чемодан "куклу" ("Кукла" - искусно сделанные из
нарезанных бумаг пачки, имитирующие деньги – С.М.) Пропажу денег кооператор обнаружил уже дома, в Энгельсе.
Началась работа: нам известно было очень мало о преступниках. То, что жили они
в одной из гостиниц Ашхабада и звонили в Орджоникидзе, потом ехали в Москву, но
сошли в Саратове.
Отработали мы
с ребятами почти всё. Мне пришлось полмесяца мотаться в командировке: Ашхабад,
Минеральные Воды, Нальчик, Орджоникидзе, Баку. Помогал Валера Глебов, тоже
сыщик.
В Ашхабаде я
установил преступников. Проверили их по Саратову, установили, что они улетели в
Баку. Здесь их след потеряли. В МВД Осетии узнаю, что мать одного из
преступников – агент и поставляет постоянно информацию на друзей сына, тем
самым практически и на него.
Мы с Валерой
Глебовым уехали домой. Неизвестно было, когда эти двое вернутся домой. Примерно
через месяц нам сообщили, что один задержан. Это был сын агента. Я поехал туда
со следователем Татьяной Сергеевой. Нами вскоре был задержан второй преступник.
Находились мы в командировке десять дней, и всё это время шла утечка информации
на волю от сына агента. Хорошо, что второй преступник был нами изолирован
сразу. Работники следственного изолятора очень неплохо помогали этим
преступникам, через них и передавалась информация.
Есть и другие
примеры из практики: когда брат-агент стучал на своего двоюродного брата или
когда отец-агент давал информацию на сына...
Вербовка гинеколога
- Как обычно происходит вербовка?
- Зачастую на
компромате, на провокации, специально устроенной. Я вспоминаю, как однажды моя
жена пришла с работы, а она была врачом, и рассказала о таком случае. Один
врач-гинеколог по просьбе медсестры сделал женщине аборт. После этого к врачу
подошёл молодой человек. Представился работником ОБХСС. Сказал, что она сделала
незаконный аборт и что за это взяла деньги. Врач же денег не брала, а взяла их
медсестра. Этот инспектор сказал врачу, что не будет возбуждать уголовное дело
взамен на негласное сотрудничество с органами. Я посоветовал ей через жену
написать заявление прокурору или, ещё лучше, послать того инспектора подальше...
- В инструкции к приказу № 0015 сказано, что
вербовка агентов должна производиться на добровольных началах.
- Это теория.
В агенты попадают, как правило, преступники. Им некуда деваться – или на "зону",
или стучать, стать агентом. И, работая с такими агентами, оперативники потакают
им и даже скрывают их преступления. Всего два примера из практики. На вокзале
был задержан вор с украденным чемоданом. Было возбуждено уголовное дело. Вскоре
выяснилось, что этот вор – агент одного из райотделов города. Помню, как
оперативник обивал в нашем отделе на вокзале пороги. И ему пошли навстречу:
дело в суд не попало. Возможно, он работает агентом и до сих пор. В другой раз
я задержал человека за распространение наркотиков. И опять – ничего. Он и
сегодня действующий агент. Пусть не подумают, что я собираюсь расшифровывать
этих агентов. Я просто хочу, чтобы оперативники задумались о своём достоинстве:
с кем они работают на связи, с какими агентами.
Вор - проводник
- Игорь, как бы ни был талантлив сыщик, без
агентуры ему не обойтись. Всё-таки это глаза и уши оперативника.
- Конечно.
Бывают умные, талантливые агенты.
Летом 1985
года в дежурную часть обратилась гражданка. Она ехала с юга, где отдыхала,
домой. В вагоне познакомилась с проводником. У них вышло что-то вроде любви.
Когда проводник целовал женщину в уши, то сцеловал с них серёжки. Пропажу она
обнаружила уже дома. В дежурной части посмеялись над этим случаем, когда
женщина ушла, всё рассказав. Преступление зарегистрировано не было. И вот через
два месяца я узнаю от своего человека, что один проводник два месяца назад снял
с женщины серёжки и подарил их потом жене. Просмотрев книгу происшествий, я не
обнаружил заявления. Знал только точную дату, когда было совершено
преступление. Мне стоило огромных усилий, времени, чтобы найти потерпевшую.
Нашёл. Завёл оперативное дело. Хотя я и не обслуживал тот участок, за эту
работу взялся вместе с оперативным работником Андреем Петриченко. Андрей у жены
проводника изъял серёжки, а я продолжал получать информацию на преступника:
узнал о ранее совершённых им кражах. У одной девушки, которая ехала в
Новороссийск, он украл сумку. В ней был паспорт и 25 рублей. Проводник подарил
эту сумку любовнице.
В ходе допроса
он отказывался от этой кражи, а неофициально мне заявил: "Хрен ты найдёшь
ту девчонку". Меня это заело, и я попросился в командировку в
Новороссийск. Там я установил день кражи, установил сотрудника милиции,
дежурившего в тот день. Преступление, однако, зарегистрировано не было.
Уговорил этого работника помочь мне, гарантируя, что не подставлю его. Он
вспомнил, что девушка приехала к матери на каникулы домой и что у них есть
телефон. И вот, взяв городской справочник, я стал обзванивать всех подряд
постранично... Вдруг слышу: "Да, это мы заявляли..."
Придя домой к
потерпевшей, я увидел то, что никак не ожидал увидеть, - сумку. Оказывается,
мама с дочкой купили две одинаковые сумки. Дочь училась в Саратовской
консерватории и жила за автовокзалом. Мама её передала тогда со мной для дочери
целую сумку сладостей. И когда преступник, тот самый проводник, вошёл в кабинет
следователя и увидел потерпевшую девушку... ты бы видел его лицо!
Вот ради таких
моментов стоит работать.
- Успех этого дела, как я понимаю, во многом
зависел и от того, что тебе удалось наладить контакты с людьми, которые надёжно
информировали тебя.
Ты говоришь о том, что надо перестраивать
агентурную работу и принципы подхода к ней. Это касается прежде всего методов
вербовки агентов?
- Да.
Посмотрим на саму суть вербовки – губится душа человека. Заложить, стукануть
втихаря – вот смысл такой работы.
Вспомним
анонимки. Ведь агентурное сообщение – это та же анонимка. Их писали сами
сотрудники ОБХСС, чтобы проверить, но уже официальным путём, гласным,
посредством комиссий информацию своих агентов. И это было в широкой практике.
Помню, как
один оперуполномоченный ЛОВД ст. Саратов донёс на своего коллегу, будто бы тот
незаконно строит гараж. Был суд офицерской чести. Я спрашивал тогда, какими
доказательствами располагает тот оперуполномоченный, донёсший на товарища по
работе. Мне шепнули на ухо: "Агентурное сообщение". Я на этом суде
заявил, что агентурное сообщение – это анонимка, а тогда уже вышел закон об
анонимках. История кончилась тем, что было доказано законное строительство
гаража.
Вообще же
стукачество развито в органах. Делают всё, чтобы выслужиться: донести
начальству: кто выпивает, кто с кем спит и так далее.
Я и на
партийных, общих собраниях не раз говорил, что надо менять работу с агентурой.
Из последней служебной аттестации Лыкова:
"...К оперативной работе относится
критически. Считает, что в том виде, как она понимается в соответствии с
приказом МВД СССР, в настоящее время оперативная работа существовать не может,
а информация должна добываться путём личных доверительных отношений с
гражданами".
Считаю, что
вообще никакой официальной вербовки быть не должно. Но оперативник обязан по
положению приказа МВД докладывать руководству данные своего агента: фамилию,
имя, отчество, где живёт, где работает. А вот теперь представьте, что мною,
допустим, получена информация от агента на Петрова. А он родственник моего
начальника или друг его. Такое ведь не исключено... И какова будет реакция
начальника, думаю, ясно.
Врач-психиатр,
чтобы понять истоки болезни, располагает своей беседой больного, входит в его
душу и лечит. Он не ведёт своего больного к главврачу. Так же и оперативник со
своим агентом должен общаться один на один, чтобы об этом не знало руководство.
Я имею в виду его установочные данные. А от нас ещё требуют контрольных встреч
вместе с начальником.
Правоохранительная
система прогнила, это факт. Жёсткие инструкции, наставления, приказы
руководства подавляют инициативу оперативного работника.
От опера
требуют: "Давай агентов, давай агентурные сообщения не реже двух раз в
месяц, давай дела, количество раскрытых преступлений". Ребята в райотделах
с ног валятся: квартирные кражи, грабежи, убийства, изнасилования,
хулиганство... Вот и смотри, к примеру. У опера на связи 10 агентов. Если по
два сообщения в месяц, это уже 20 агентурных сообщений. С каждым агентом надо
встретиться, переговорить, записать его сообщение. А затем надо эту информацию
обязательно перепроверить... Времени катастрофически не хватает, а ещё масса
дел незаконченных... Даже если учесть, что всем этим занимается опытный сыщик,
думаешь, работа будет качественной? А сколько ему приходится отписываться от
ложных заявлений на него.
А если от
агентов не поступает сообщений, опер вынужден их выдумывать сам, чтобы
отчитаться перед руководством. Бывает, уже на раскрытые преступления пишутся
агентурные сообщения. Но ведь это же откровенная липа. Но она идёт в зачёт
оперу.
Низка и
профессиональная подготовка оперативников. Где хвалёная спецподготовка? Где
сыщик, владеющий приёмами рукопашного боя? Да ему даже пистолет боятся дать,
как бы чего не произошло. А догонит ли он преступника, хватит ли "дыхалки"?
Посмотри, какие пошли преступники. Физически подготовленные, технически
оснащённые, вооружённые. А что опер? Техники – никакой. Психологической,
тактической подготовки – никакой. Отсюда и проколы в работе. Отсюда и надежда,
что преступление можно будет раскрыть при помощи агента. На себя уже мало кто
надеется.
(Окончание следует)
***