Поиск по сайту
Перейти к контенту

Главное меню:

Максим Калашников и Гейдар Джемаль глазами Елены Токаревой

Авторы - статьи > Борисов Вячеслав

Автор: Вячеслав Борисов
Написано: 05.11.2021

Опубликовано: 06.11.2021

1. О "Записках…" Елены Токаревой, 2005 г.
По июль 2004 г. в Москве выходила газета "Stringer" (главный редактор Токарева Елена Константиновна), которая имела небывалый успех и что вполне естественно, кучу судебных исков от фигурантов статей.
В 2004 г. на пике всё возрастающего авторитета газеты "Stringer",  Елена Токарева неожиданно для многих закрывает газету, т.к. спонсоров и политической "крыши" острое издание так и не приобрело.
В 2005 г. Елена Токарева опубликовала записки - в какой-то степени свои мемуары, связанные с изданием газеты "Stringer" - под названием "Записки рядового информационной войны" // Москва: Яуза, Пресском, 2005 г. 400 с.
В своих "Записках" Е. Токарева зло и цинично, как и подобает умной деловой женщине, в какой-то степени откровенно – высказалась о "свободной" продажной прессе в России, об отношении к прессе и к журналистам - как со стороны простых граждан, так и со стороны олигархов и политиков России, а также о многих нюансах связанных с публикацией сенсационных статей, которые так и остались неизвестными читателям.
В 2005 г., на момент издания книги, читатель – которому была интересна подоплека современной России, читал книгу на одном дыхании, т.к. автор, не скупясь, поделилась интересной информацией.
О книге Токаревой можно сказать, что это фактически политический детектив, с убийствами, трагедиями и прочими составляющими.
В аннотации к книге говорится:
"Сенсационная книга главного редактора компроматно-аналитического журнала "Stringer" написана в жанре романа-расследования со сквозными героями, вполне реальными персонажами. <…> Читателю представляют новый смелый жанр, увлекательный, как жизнь, и, как жизнь, опасный. Автор рассказывает о подоплеке общеизвестных событий: <…> Героем повествования является "человек за кулисами" и формируемая им информационная среда. Неважно, что ты делаешь и насколько успешно – важно то, что о тебе будут говорить в тусовке. Можно не иметь власти, не обладать армией и флотом, но владеть только информационными технологиями и получить все. <…>". Стр. 2.
Позднее "Записки…" Елены Токаревой издавались под другим названием, связанным с "МБХ" – Михаилом Ходарковским, которое мне, к сожалению, не довелось прочитать.
В "Записках" Токаревой меня привлекла тема независимости свободной прессы, которую "танцует" тот, кто ее "ужинает"; а также тема информационных войн - с участием различных СМИ. Токарева прямо говорит, что независимость российской прессы – в ее продажности.
*


2. Интервью Елены Токаревой от 24 марта 2004 г.
24 марта 2004 г. главный редактор газеты "Stringer" Елена Токарева дала интервью журналу "Журналист" (оригинал - "Журналист", 2004 г., № 3).
(Токарева Е. Записки рядового информационной войны. (Выписка).
// Москва: "Яуза", "Пресском", 2005, 400 с. Стр. 381-389).  
<…> "Stringer" замышлялся в 2000 году как объективное и независимое издание. Чтобы власть читала и знала, что о ней думает народ. <…> С главным редактором, а также гендиректором газеты Еленой Токаревой беседует Геннадий Рогов. Стр. 381.
<…> - Что такое "расследовательский жанр"? Почему вы стали им заниматься, ведь это небезопасно? Вы хотели что-то изменить в умах?
- Расследовательский жанр – это такой вид журналистики, который прямо  противоположен пропаганде и агитации, то есть лобовым атакам на человеческую психику. Расследовать – значит задаваться вопросами: как было на самом деле? Это значит участвовать в событиях. Жанр расследований в России не прижился. Все ежедневные газеты позиционируют себя как информационные издания. И информация у всех – из одних и тех же источников. Поэтому все обзоры печати на радио и ТВ начинаются со слов: "Сегодня все газеты написали про визит..." Cтр. 385.
<…> Я люблю, когда расследование пишется от первого лица, от "я". Девиз расследования: "Проник, добыл и вернулся живым". Это девиз Stringerа, человека, для которого в работе есть азарт. Иногда опасный для жизни. Надо думать, надо знать, где и у кого добыть информацию, и надо иметь мужество писать от первого лица.
Сейчас ни в одной газете не осталось ни одного отдела расследований, а десять лет назад такие отделы были в каждом издании. Стр. 385.
<…> Опасно ли заниматься расследованиями? Да, опасно. Никто не любит, когда неожиданно включают свет в комнате... Мне, моей семье не раз угрожали. Угрожают и сегодня.
А вот насчет того, чтобы изменить с помощью журналистики что-то в умах, в стране, - тут мой романтизм уже значительно поутих. <…> Есть запрос на мифотворчество. И над этим стоит задуматься, если хочешь делать успешное издание. Стр. 385-386.
<…> В России газеты тиражируют то, что им говорят из одного информационного центра. Современные газеты рождаются и умирают, как африканские дети, не успев пожить. <…> Стр. 386.
- В чём отличие "Stringer" от других изданий?
<…> Это газета внештатников, газета агентуры. <…> В нашей газете – только эксклюзивная информация. Добытая агентурным путём. Мы стараемся работать примерно как телекомпания "Аль-Джазира" – освещать только самое вкусное. Жевать повседневную пищу для нас скучно. Каждый день на нас через Интернет выходят всё новые и новые люди – из разных уголков страны и из-за рубежа. Они предлагают информацию, готовы сотрудничать даже за ничтожные гонорары, лишь бы иметь возможность сказать правду. Нам пишут, что мы – единственное независимое издание в стране. Стр. 386-387.
- Дорого независимость обходится?
Мы живем только на свои деньги. <…> под острую газету рекламу не дают. <…> Я завела такую "розовую папку", в которой описала технологию приготовления газеты, которая по виду и броскости заголовков напоминает бульварную прессу, но по сути – это аналитическое издание. За это мне недавно вручили диплом Союза журналистов и премию – "За разработку и создание издания нового типа". Стр. 387.
- Что вы можете сказать о читательской аудитории "Stringer"?
- "Stringer" попадает во все внутренние обзоры прессы, которые заказывают для себя политические и экономические сообщества, благодаря эксклюзивности многих наших публикаций и смелости. <…> Обратная связь – быстрая и прямая. Нам всё время звонят коллеги из других изданий и телекомпаний и спрашивают, где мы добываем свою информацию. Стр. 387-388.  
<…> - На чём основана окупаемость "Stringer"?
- Газета абсолютно независима материально. Мы работаем по принципу адвокатуры. Заключаем временные союзы. Стр. 388.
<…> - Елена Константиновна, ходят слухи, что вы хотите закрыть проект. Почему?
- Я себя чувствую агентом, которого забросили в некую страну с тяжёлым климатом и сказали: "Через два года мы за тобой пришлём вертолёт". Два года прошло. Кончились деньги и запас продовольствия. Износились сапоги. Сели батарейки. А смена не пришла. Время давно истекло, и я начинаю уставать. Не бывает бессменных редакторов. Хочется попробовать себя в чём-то другом: в рекламном креативе или снять фильм. Или поруководить провинциальной телекомпанией...
- О чём я вас не спросил, но вам хотелось бы сказать?
- Я хотела вам сказать, что в нашей стране умирает независимая пресса. И прекратилось воспроизводство талантливых журналистов, которые способны возбудить интерес к общественным явлениям. За это общество дорого заплатит. Золотой век русской журналистики закончился в 1993 году. Теперь умирает даже "жёлтая пресса". Олигархов этот вопрос вряд ли волнует. Они используют СМИ как гигиенические салфетки: к выборам открыли проект, после выборов закрыли...
Выживут, судя по всему, только профессиональные издания вроде журнала "Коневодство"...
"Журналист" * № 3, 2004. Стр. 389.
(Токарева Е. Записки рядового информационной войны. (Выписка).
// Москва: "Яуза", "Пресском", 2005, 400 с. Стр. 381-389).  
*


3. Елена Токарева о журналистике
<…> О журналистике, как и о всяком бизнесе, можно сказать: это война, но необязательно, чтобы в ней участвовали одни и те же люди. Надо вовремя уйти, если хочешь остаться живым. Или заглянуть в глубину свой души: если у неё ещё есть силы, тогда в путь, в темные коридоры!
Журналист должен искренне ненавидеть предмет исследования - олигарха, чтобы натурально описать, какие у него маленькие женские ручки, и добавить красноречивые детали, например про сочные губки или потные ноги, не забыв притом вставить, что предмет занимает четвертую строчку в рейтинге самых богатых представителей бизнес-элиты. Такие журналистские кадры среди нас ещё сохранились. В основном они гнездятся возле Александра Проханова в газете "Завтра", что не мешало им доить опального богача Березовского на предмет денег.
Но на фоне старомодного разоблачительного пафоса родилась другая русская журналистика - светская, хорошо оплаченная олигархами и агентствами по продаже эскорт-услуг. Светская журналистика в лице специальных девушек из "Коммерсанта", и необязательно из него, давно уже ездит в качестве подобострастного летописца за олигархами в места их стадного отдыха и без устали верещит что-то типа: "Господин Потанин просыпается поздно, кушает кефир с черной икрой и выходит на гору в белом горнолыжном костюме от Версаче…" "А господин Листерман привёз с собой из Рязани чудных крошек не старше пятнадцати лет, и они развлекали представителей бизнес-элиты изысканной беседой". Это всё следует читать строго наоборот: господин Листерман припер во французскую Ривьеру кодлу малолетних блядей из Рязани, от трескотни которых устали даже бывалые ёбари. И все дружно переключились на пидоров, потому что они - прикольнее блядей. К тому же туда всегда выписывают Никиту Михалкова, и он поет матерные частушки…"
Примерно так изъяснялся на наших страницах один бывалый светский шут из голубых, но ему быстро объяснили, что лучше ему заткнуться, иначе он потеряет свой хлеб. И он заткнулся.
Специальные журналисты отдаются бытописанию олигархической жизни со страстью, оплаченной строго по прейскуранту трехзвездочного отеля на окраине Куршавеля. Стр. 70-72.
<…> Быть независимым журналистом очень плохо. Никто тебя не ждёт, не любит, и все тебя опасаются. Стр. 120.
<…> Время авторской журналистики прошло. Престижно быть известным геем. И страшно быть известным журналистом. Стр. 72.
<…> Наше профессиональное мужество уже года полтора как надоело и населению страны, и население стало пялиться в "Окна". Раньше журналист рисковал жизнью как акробат на проволоке - на глазах у публики. Он был кумиром толпы. Сейчас социологические исследования открывают страшную тайну: 50% российского населения страдает особым видом кретинизма - не может прочитать длинный текст, понять его, проанализировать и сделать выводы. То есть буквы знает каждый, а почерпнуть информацию из печатного источника может только каждый второй.
Олигархи - те вообще ничего не читают, как это сказано у Куприна в "Гранатовом браслете": "княгиня Вера не читала газет, они ей пачкали руки", разумеется, их руки трудно испачкать, но они стараются отгородить себя от лишней информации, и по телику смотрят только спорт. Это у них считается хорошим тоном. Как говорится, "на все на-ть!". Стр. 72-73.
<…> Расследование требует годы труда, за это время актуальность темы исчерпывается. Поэтому в журналистике имеет место версификаторство под видом расследования или публикация "слива" - пакета документов, предоставленного частными или государственными спецслужбами или следственными органами. Стр. 75.
<…> Делать газету – дорого, а продавать ее – дёшево. Ведь она для народа как хлеб – не может стоить более 10 рублей. Это социальный продукт. Прошу прощения за высокие слова, газета – это правда, а правду надо нести людям бесплатно, на вытянутых чистых руках. Стр. 37.
(Токарева Е. Записки рядового информационной войны. (Выписка).
// Москва: "Яуза", "Пресском", 2005, 400 с. Стр. 37, 70-72, 72, 72-73, 75, 120).  
**


4. Елена Токарева о Максиме Калашникове и Гейдаре Джемале
(Из книги: Токарева Е. Записки рядового информационной войны. (Выписка).
// Москва: "Яуза", "Пресском", 2005, 400 с. Тираж 4 100 экз. Подп. в печать 07.06.2005 г. Стр. 254-255, 258-261; 261-265, 265-272).  
<…> Глава седьмая. О важности репутации. И подставного лица. Стр. 231-272.
<…> Маргиналы до сих пор ориентированы на Сталина. Стр. 254-255, 258-261.
Стало быть, в газету хлынули диссидентствующие, маргинализированные патриоты.
Первым из таких ко мне в "Stringer" пришел так называемый Максим Калашников. На самом деле, его зовут Володя Кучеренко, и мы с ним короткий период работали вместе в "Российской газете".
Пришел он в январе 2002 года. Он был в полном восхищении от газеты "Stringer", ее наступательного тона и разоблачительного ража. Внешне Кучеренко представлял собой рекламную тумбу патриотизма. Он был облачен в красную футболку, спереди на ней был нарисован портрет Гитлера, сзади – портрет Сталина. Эти исторические фигуры были для него священны. Они ассоциировались у него с имперской силой, с правильной политикой.
Пройдёт совсем немного времени, и Кучеренко так привыкнет к своему псевдониму, составленному из названий двух самых популярных орудий убийства – пистолета и пулемета, что напрочь забудет свое настоящее имя. О своем псевдониме, о "Максиме Калашникове", он будет говорить в третьем лице, одновременно тыча пальцем в свою широченную грудную клетку.
В "Stringer" он прочно оседлает военную тему, удовлетворяя кровожадность той части читателей, которая сформировалась до меня. Я эту часть читателей уважила, подарив им яростное перо Максима Калашникова. Они, читатели и Калашников, слились в абсолютном экстазе.
Надо признаться, что в первом же номере газеты, который я выпустила в ноябре 2001 года, я попыталась гуманизировать доставшуюся мне по наследству читательскую аудиторию, отойти от бряцания оружием, от антиамериканизма и угроз всему цивилизованному миру, от безумной любви к арабам. И сразу потерпела фиаско. Избавиться от репутации издания, коли она уже есть, страшно трудно.
Распространители, а в то время для нас ими были в основном так называемые ручники – патриотические бабушки и дедушки, которые одновременно продавали газету Проханова "Завтра", газету "Дуэль", "Советскую Россию", "Лимонку", - они мне объяснили, что я не должна резко уходить с патриотического рынка, ибо я сразу потеряю старого читателя, а нового быстро не приобрету. Они торговали газетами значительно лучше, чем киоскеры и продавцы газетных развалов. В день одна бабушка продает до ста штук "Stringer", а киоскеру такое не под силу, потому что у киоскера нет убежденности, что торговать надо именно этой газетой. Киоскер охотно берет порнуху, эротику, кроссворды, берет "Зятек", ЗОЖ ("За здоровый образ жизни") и абсолютно далек от всяческих  пристрастий. Главные деньги распространители делают не на продажах, а на так называемом "маркетинге" – за то, чтобы просто выложить издание на прилавок, издатели платят от 30 до 50 долларов за точку.
Сектор распространения печати, дистрибуция – это слабое звено в цепи свободы слова. Я рада, что наконец ложь о тиражах начинает разрушаться. Гусинский принял решение закрыть "Еженедельный журнал". Его не покупали. И надо было иметь мужество в этом признаться. Основатель "ЕЖ" Сергей Пархоменко, покидая пост главного редактора журнала, заявил мне в частной беседе, что "с этим народом не сядет на одном поле". Какое отношение к народу имел его журнал – непонятно. У народа – дешевые газетенки. Они "ЕЖ" не купят даже в пьяном виде.
Терпят крушение тиражи всех западных брэндированных журналов – "Форбса", "Ньюсуика"... Не угадали они ветер. Не смогли
Настоящие тиражи печатных изданий весьма далеки от заявленных. Например, газета "Известия" по Москве распространяется едва ли в количестве 15 тысяч экземпляров. Газета "Газета" – в количестве 2 тысяч... А на Ленинградском вокзале есть "комната смеха", рядом с камерой хранения, где все дорогие глянцевые журналы с рекламой можно купить по десятке. Миф о самой читающей стране давно уже развенчан. Но патриотический читатель - особый. Он покупает и читает свою нищую прессу.
Что такое патриотический читатель и, главное, что такое патриотический писатель?
Мне понадобилось немного времени, чтобы составить психологический портрет этой категории граждан, от которой я прежде шарахалась из-за ее ощутимой сумасшедшинки.
Общим для них для всех является чрезвычайно активная гражданская позиция. Они охотно ходят на митинги и демонстрации, направленные против власти. Они наивны, часто верят разным МММ, в медицине – знахарям, но всегда не доверяют власти и официальной медицине. Горой стоят за государство, но за то, прежнее, государство, которое называлось СССР и которое давало рабочим путевки в Сочи. Они – коммунисты, независимо от того, как себя называют. Почти все из них, кто относительно молод, прошли школу общества "Память" и РНЕ. У них тесные связи со скинхедами. Когда началась война в Ираке, многие из них с помощью православного общества "Радонеж" отправились на войну с американцами в Ирак. Отправляли их туда в качестве туристов, въезжали они в страну через Сирию.
После первого большого погрома на Царицынском рынке, учиненного скинхедами, патриоты таскали ко мне в "Stringer" скинов от 16 до 25, и я их интервьюировала. Младшие соглашались давать интервью за деньги. Старшие – за славу. Скинхеды были построены также по сетевому принципу, как строятся сегодня все организации. По свистку они быстро оповещали своих – тех, кто входил в их пятерки и десятки. Они организованно вооружались прутьями и громили ту цель, на которую им указывали старшие товарищи. Пафос разрушения владел ими чрезвычайно. И от заказчиков не было отбою – и овощные мафии, которые боролись за городские рынки по всей стране, и политические экстремисты, и даже власти – через посредников использовали эту буйную силу для достижения коротких целей.
Экстремисты надолго станут нашей испытуемой группой. Мы изучали их долго и тщательно и пришли к выводу, что в России экстремистов не меньше, чем в арабских странах, только наши экстремисты не склонны к самовредительству, они не шахиды – они склонны к погромам, они склонны вредить другим.
Любопытно, что их идейные вожди почти поголовно имели одну и ту же отличительную, характерную деталь внешности – сильную асимметрию лица. И еще – все они страдали страшным тщеславием.
Я полагаю, что асимметрия лица является следствием сильнейших душевных бурь и потрясений, подавленного честолюбия и невозможности вырваться из неизвестности каким-то иным путем, кроме погромов и демонстративных выходок. В разговорах они обычно страшно быстро переходили на отчаянное вранье, называли имена-фамилии первых лиц государства, которые сами, лично, домогались встречи с ними.
- А я говорю ему, полковник, ты кто такой? Я буду говорить только с Патрушевым, понял? Он закис сразу. Меня Волошин три раза принимал. Чубайс хотел встретиться…
Это вот обычная текстура. Я их наслушалась много.
В их кругу часто вспыхивали кровавые драки и легко возникала смертельная вражда. Они совершенно не умели взаимодействовать друг с другом, они могли подчиняться только вождю, если он вовремя указывал им очередную цель и выпускал попастись в какой-нибудь подмосковный пансионат, где можно было нажраться водки и поблевать. В минуты воодушевления, они могли до хрипоты кричать: "Хайль Гитлер!" Стр. 254-255, 258-261.
*
"Своих" и "чужих" в цивилизованном мире различают по запаху. Стр. 261-265.
Итак, они душились разными духами. Максим Калашников тем не менее, еще будучи Вовой Кучеренко, которого я привела в "Российскую газету", попал в ранг правительственного обозревателя и два года ездил во все поездки в составе журналистского пула с Чубайсом. Он, как полагается, вилял там хвостом, придумывая восхищенные комментарии к действиям Чубайса. Впоследствии, когда Вову заменили на другого журналиста, он дал волю своему неприятию Чубайса, и остановить его было нельзя. Свое естество человек не может долго насиловать.
Максим Калашников, как я уже сказала, Гитлера обожал за то, что тот создал сильную науку и промышленность, и ласково называл его "Алоизьевич". Другой такой же обожаемый правитель для Калашникова был Сталин. Иных он причислял к слабакам и "жидам".
Двигаясь по комнате, Калашников обязательно задевал стол с компьютером, который падал на пол, беспрерывно слушал группу "Раммштайн" и радовался, когда узнавал об очередном антисемитском плакате, - в России одно время прокатилась мода на такие заминированные плакаты "Смерть жидам!". Почему-то Калашников считал, что эти плакаты на обочинах дорог размещает ФСБ, и готов был расцеловать бравых "жидоедов". Странное, ей-богу, представление  о деятельности спецслужб. При этом деньги на издание своей первой книжки - о злодеяниях Лужкова, под названием "Москва - империя зла" он выцыганил у Бориса Березовского. Для всех патриотических антисемитов общим местом была стопроцентная беспринципность в денежных делах. Они считали, что "жидов" надо доить, потому что все равно все деньги украдены у народа.  
К внешним признакам Калашникова относились еще несколько красноречивых, можно сказать, шантажных деталей. На его компьютере всегда торчала порнографическая заставка, и он дико любил чатиться в порночатах. Все это вместе с высокими шнурованными ботинками, ненавистью к певичкам типа Анжелики Варум ("пищит, стерва!") входило в систему его жизненных ценностей. По национальности Вова Кучеренко (Максим Калашников) был наполовину азербайджанец, наполовину украинец, а может, там примешалось еще что-то. В общем, дитя империи. У него часто возникали проблемы с национальной самоидентификацией.
Прибившись к патриотам, Калашников чувствовал себя внутри их тусовки не всегда уютно, может, оттого, что среди них он, несмотря на свои толстые книги о славе русского оружия, которые он пек с дикой скоростью, все равно считался "шестеркой". У патриотов в ходу карточная терминология при определении старшинства. Например, у них есть в тусовке такой человек – Борис Миронов, с плохой репутацией "фашиста", из-за которой "хорошим патриотам", более цивилизованным, закрыт вход во многие места, куда они хотели бы попасть, к примеру зарегистрировать в Минюсте очередную державную партию. На том самом ржавом дебаркадере я спросила кое-кого из них, не умнее было бы отказаться от сотрудничества с Мироновым? На что мне было сказано: "У него карта старше". Позже я узнала, что значит "карта старше" – это значит, под Миронова давали денег на выборах, а под других, кто мельче, не давали. Все же и у них все определяется деньгами.
У Калашникова карта была совсем маленькая. Когда ему понадобились 4 тысячи долларов, которых не хватало на покупку квартиры (у него большая растущая семья), то никто из его друзей-патриотов, даже банкиров, чьи идеологические запросы он реализовывал, не одолжил ему ни копейки. Он признался мне в этом после некоторых колебаний, с горечью. Но деваться ему было некуда – в другую тусовку, к либералам, он попасть не мог по определению. "Своих" и "чужих" в цивилизованном обществе различают по запаху, как в животном мире. Здесь даже не надобны цветовые индикаторы, вроде оранжевых ленточек. Вова Кучеренко, он же Максим Калашников, всегда пахнул потом и чесноком, которым приправляли корейцы свои чудовищные салаты.
Меня он называл ласково, как корову: "Милая". От этой кликухи у меня не раз начиналась аллергия. Но объяснить Калашникову, что так не обращаются к своему боссу, было невозможно – мы принадлежали к разным культурным слоям. Он не чувствовал нюансов языка. Приходилось мириться ради читателя. У Калашникова был, есть и будет свой читатель. Это молодые офицеры, которые горят желанием отдать жизнь за Родину и через свою силу и силу оружия сделать ее счастливой и сильной. Отказаться от такого читателя – невозможно. Он, этот читатель, многочисленный. Никто не отказывается от покупателя товара. Если есть спрос на камуфляж, надо производить камуфляж.
Иногда Калашников брал себя в руки и надевал френч с распродажи в Global USA и синтетическую косоворотку – так он выходил в свет. Он обожал участвовать в круглых столах и пиариться. Подзаработав денег и съездив на отдых в Турцию, он приоделся во все замшевое и кожаное и стал похож на офицера вермахта. Он целыми днями любовался на себя в зеркало и страшно одобрял себя в целом и в деталях.
На квартиру Калашников себе быстро заработал, уже плодотворно трудясь в "Stringer", да к тому ж он продал одному издательству права на издание своих книг и удачно купил квартиру летом 2002 года, пока цены еще низко стояли.
Так вот, вслед за Калашниковым, в "Stringer" повалили темные силы, которые тусовались возле Александра Проханова и его газеты "Завтра".
Определение "темные силы" я беру в кавычки. Потому что это отрицательный брэнд, избавиться от которого патриотам крайне трудно, но он не значит, что на другом полюсе располагаются люди светлее душой.
В данный момент вся политика находится в андерграунде. Но патриотам гораздо хуже, чем либералам. В какой-то момент патриоты в нашей стране вышли из политической моды. Причин этому несколько. Первая – приватизация, 1993 год, разгром Верховного Совета. Именно тогда понаехали американцы с дешевыми деньгами – скупать промышленность. Надо было скупать, а у патриотов денег нет. Культ денег вошел в моду, а голоштанный патриотизм из моды вышел.
Через несколько лет из моды вышел и культ военной мощи, потому что в террористической войне он оказался бесполезным. Пушки стреляют. Учения проходят успешно. А в это время взрываются дома в Москве, вагоны метро, захватываются школы, больницы и детские сады. Роль армии, расходы на нее становятся неоправданными.
В-третьих, вышел из моды культ спецслужб, потому что сначала они были замазаны в развале Союза, затем стало известно, что офицеры спецслужб так или иначе участвовали в организации всех терактов и громких убийствах. И преступные деяния некоторых бросали тень на всю систему в целом.  
Последняя причина чисто пиаровская: у патриотов с некоторых пор нет выхода на экран телевизора и нет своего "спикера" на телевидении. На эту роль претендует Михаил Леонтьев, но он пока не дотянул до положения Владимира Познера. Не та кредитная история, не такие хорошие пиджаки, да и дают Михаилу Леонтьеву на телеэкране минут пять, не больше. В результате Михаила выдавили из серьезной части телевизионного спектра, и он легко согласился на роль шута. Стр. 261-265.
*
Паноптикум авторитетов. Стр. 265-272.
Как получается, что кто-то вдруг из небытия возникает и становится ярким политическим персонажем? Довольно просто. Через телевидение. В политической лаборатории страны – в администрации президента есть свой как бы магазин "Морозко". В нем в замороженном виде хранятся политические овощи и фрукты. В нужный момент "фрукт" размораживается и выносится в политическую "столовую" – на телеэкран. Там его демонстрируют гостям, устраивают дегустацию. А когда необходимость исчезает, "фрукта" снова помещают в морозильную камеру. Для этого ничего не надо – просто отключить его от эфира.
Покажем процесс создания кумира на примере Гейдара Джемаля.
В 2001 году, сразу после "черного понедельника" США 11 сентября, настал "звездный час" Гейдара Джемаля. Официально Гейдару Джемалю была придумана позиция главы "Исламского комитета". На телевидении, куда он был непрерывно зван в 2001-2002 годах, во все передачи, он изрыгал антиамериканские лозунги и защищал исламский порядок, иногда путаясь в именах и понятиях. Он выступал от имени угнетенного исламского мира, которого не пускают в "золотой миллиард". Он работал идеологом "исламского порядка". Для общественности возникновение этого человека стало абсолютной неожиданностью. Однажды мой друг, Адиб Аль Сайед, возглавляющий в России кувейтское агентство новостей и живущий здесь двадцать лет, спросил меня с большим удивлением: "Лена, а кто этот человек, Гейдар Джемаль?" Вопрос Адиба, по национальности палестинца, хотя и из Кувейта, поверг меня в изумление, он обозначал то, что Джемаль является типичным "новоделом" спецслужб, человеком, который в исламском мире неизвестен. Джемаля, по-видимому, раскручивали для вполне определенных целей. Администрация президента вынула его из рукава в тот момент, когда возник проект пощекотать американские нервы потенциальным союзом России с исламским миром. При этом Путин демонстрировал полную солидарность официоза России с антитеррористическим настроем США, но России нужно было включение и Чечни в "ось зла", а чеченских сепаратистов – в ряды официально признанных террористов. Для этого нужны были темные силы, которые бы трясли сивыми бородами и рычали бы угрожающие лозунги. Гейдар Джемаль успешно изображал "темные силы" в телепередачах. Мало что понимая в его запутанных речах о развитии суфизма, интеллигенция умилялась его уму и импозантной фигурке 56-го размера.
Одновременно в телевизоре возникли передачи, в которых русские девушки рассказывали, как, выйдя замуж за мусульман, надев хеджаб, они обрели счастье в гареме. Причем эти передачи шли на всех каналах, включая ТВС, которым руководил Евгений Киселев. Курировали "исламский проект" Глеб Павловский и Максим Мейер, тогда ещё работник президентской администрации.
Внешне Гейдар Джемаль обладал всеми признаками обаятельного и хорошо промытого собеседника. Калашников от него млел и стелился перед ним как девушка. Я. как всегда, была настороже. Джемаля привела в "Stringer" поэтесса Алина Витухновская. Длинноволосая декадентствующая девушка, она пришла с рюкзачком, в котором прятала куколку, будто нимфетка одиннадцати лет. А было ей о ту пору уже под тридцать. Алина получила внезапную известность в результате ареста за хранение и распространение наркотиков. Она была глубоким теоретиком наркотизации, знала вопрос не понаслышке.
Когда я в 1998 году летом посещала единственный женский следственный изолятор в Москве – 6-ю тюрьму в Печатниках, начальник этой тюрьмы мадам Умряшкина вынула из стола стихи Витухновской и произнесла с глубоким презрением: "Пушкин, я понимаю, поэт. И Лермонтов. Но Витухновская… Не понимаю". Девушка как раз отсиживала последние недели в изоляторе – суд уже прошел. Потыкав пальцем в стенгазету, которую сделали к 1 Мая подследственные, всю-всю в стихах типа "Сидел зайчик на опушке, высоко приподняв ушки", Умряшкина сказала: "Хорошая стенгазета".
Витухновская, будучи профессиональным поэтом, отказалась от участия в этом проекте.
Красивая Витухновская, выйдя из тюрьмы, погрузилась в пучину политического андерграунда. Она торчала в бункере у Лимонова, писала для "Лимонки", внимала Гейдару Джемалю, сочиняла статьи о хороших наркотиках и осуждала ФСБ за то, что оно вывело за скобки все натуральные наркотики и внедрило синтетические. С этими творческими находками она пришла ко мне в "Stringer", приведя с собой Джемаля.
- Вы с ума сойдете от его обаяния! – искренне, по-девичьи, сказала Алина.
Джемаль принес статью. Она была очень путано написана на модную тогда тему возрождающего ислама. Мы с Калашниковым в четыре руки ее переписывали. Наконец, что-то  сообща создали и напечатали за подписью Джемаля. Каково же было мое удивление, когда ту же самую статью увидела напечатанной в газете "Завтра". Оказывается, у патриотов это запросто: у них, у коммунистов, все общее. Джемаля не смутило, что в "его" статье моей работы было больше, чем его, а меня это покоробило, и я решила впредь с этими ребятами быть острожнее. Вопрос Адиба Аль Сайеда, кто же такой этот Джемаль, сидел у меня в голове. "Stringer" в то время видел свое назначение в том, чтобы вскрывать подоплеки. Мы в ту пору любили делать резковатые по сути и по исполнению портреты политических героев.
И тогда нашлись люди, сведущие в биографии Джемаля, они рассказали, как совершенно советский по менталитету человек, у которого папа – художник, а мама работала и в цирке, стал основоположником российского исламского движения.
Джемаль подан на нас в суд "за папу и за маму". Потому что для такой биографии, которую он стремился себе создать, такие папа и мама не подходили: у настоящих мусульман никаких художников быть не должно, да и мама, которая питала нежную любовь к артистической карьере, тоже ничего хорошего не предвещала.
Суд по защите чести и достоинства тянулся долго и жалобно. И конца ему не было видно. А мы тем временем пахали делянку патриотизма. Я в тот момент готовила материал с продолжением о генерале Рохлине. И вот, проходя коридорами Госдумы, я встретила одного человека, который был помощником Рохлина в самый драматический период генеральской карьеры – до гибели Рохлина оставались считанные месяцы. Мы разговорились о генерале, я спрашивала о его связях с инородцами, которые, как в войске Емельяна Пугачева, играли у Рохлина роль восставших масс. И тут я упомянула Гейдара Джемаля. Помощник оживился. Оказывается, Джемаль обещал Рохлину помощь мусульманских авторитетов в борьбе против ненавистного ельцинского режима, затребовал себе офис с техникой, подъемные на командировки в мусульманские регионы, но при этом сидел безвылазно в Москве и ничего не делал. И в довершение беседы помощник подарил мне фотографию Джемаля, стоящего в обнимку с арабским наемником Абу Валидом и еще каким-то боевиком. Я осторожно спросила:
- Это фотомонтаж? Прости господи, но я и сама много чего подобного создавала за свою многотрудную жизнь в журналистике.
Помощник отрицательно покачал головой:
- Это не монтаж.
На суд, очередное заседание которого состоялось через день, я пришла с этой фоткой.
Гейдар сидел рядом со своим адвокатом. Адвокат задавал много не имеющих никакого значения вопросов, и тогда я вынула из-за пазухи фотографию и попросила высокий суд приобщить ее к делу. Я сказала, что в тот момент, когда наша страна изнемогает под бременем мусульманского терроризма, нет смысла защищать репутацию человека, который обнимается с одним из главных наемников террора.
Суд окончился в ту же минуту, как фотография заняла свое место в деле. Гейдар Джемаль сник. Адвокат подошел ко мне и попросил заключить мировую. Я заорала, что нет, буду биться до конца. Но на следующее заседание ни Гейдар, ни его адвокат уже не пришли.
Надо было видеть, как страдал Максим Калашников, когда затеялся судебный процесс с Джемалем. Может, он дал кому-то обещание в любви и верности… Спустя полгода, когда я уже уволила Калашникова из газеты, я прочла на одном из сайтов в Интернете короткие откровения Калашникова. Он писал, что "хотел продолжать дело Коржакова, Джемаля и Лимонова", а я не давала. Я долго смеялась - какое такое общее дело было у отставного генерала КГБ, у модного московского тусовщика Джемаля и парижского фраера Лимонова? Вот такой сумбур.
После серии терактов в Москве Джемаль долго отсиживался, он хорошо понимал, что, поскольку террористическая война пришла уже в Москву, его шоу с игрой в представителя грозного мусульманского мира производит не слишком благоприятное впечатление. И только недавно вновь стал появляться в телепрограммах, рассказывая, как исламисты борются путем террора против глобализма и Рах Аmerikana. Я его регулярно встречаю в Госдуме, где сколотилась компашка из бывших авторов газеты "Завтра" во главе с депутатом от "Родины" Шамилем Султановым, которая собирает арабских послов, мусульманских авторитетов и клянется им в вечной любви и преданности…
Уволила я Калашникова "ни за что", как он рассказывает в своих многочисленных интервью. Он прав, я его уволила просто по совокупности эмоций. В какой-то момент, вернувшись из отпуска, весь в коже и замше, он впал в такое самолюбование, что не мог отойти от зеркала. Он стал манкировать работой, поздно приходил на службу, и один раз, в самый ответственный момент, когда мы переходили на двухразовый выпуск, заявил, что у него понос и он не может прийти на верстку. Я жестко ему заявила, что понос – это не болезнь. Надо напиться водки с солью и работать. Он обиделся. Несмотря на атрибуты силовика, все эти ботинки со шнуровкой и гири, которые он таскал в спортивной сумке, Вова Кучеренко (Максим Калашников) был изнежен и к дисциплине не приучен.
Если бы в кругах, близким к патриотам, завелся бы грамотный психолог, он обязательно озаботился бы вопросом объединения этой пестрой массы. Но у патриотов в чести не психологи, а старшины и фельдфебели. Патриоты никогда не пытались найти общую платформу. Они просто принимали в свои ряды на низовые роли всех, кто недоволен, всех, кто ненавидит, кто протестует. Так в ряду патриотов-оппозиционеров и авторов газеты "Завтра" оказался ярый путинец Михаил Леонтьев. Казалось бы, ему-то что делать среди протестной группы?
Михаил Леонтьев – человек, начавший карьеру журналиста в газете "Сегодня" Владимира Гусинского, человек, учившийся в одной группе с Кагаловским – ближайшим сподвижником Ходорковского, человек, связанный с Кагаловским узами личной дружбы.
Он же, Михаил Леонтьев, влюбился в питерских силовиков Путина, вступил в "Единую Россию" и взял на себя роль адвоката путинской политики. В этой роли он фигурирует на ОРТ, в этой роли он выступает на маргинальном радио "Эхо Москвы", которое есть зеркальное отражение прохановской газеты "Завтра" – некий эфирный Ноев ковчег...
Рассматривая со всех сторон случай Леонтьева, приходишь к окончательному выводу, что патриоты - это скорее психологический тип, чем идеология. И вообще, наша российская политическая тусовка - это психология, а не идеология. Около власти угнездились те, кого приняли внутрь, а в оппозиции те, кого изгнали. Когда начинаешь это ясно понимать, становится легко. Не надо изучать идеологические платформы и программы, надо изучать биографии: кого куда приняли, сколько дали и откуда изгнали. Стр. 265-272.
(Токарева Е. Записки рядового информационной войны. (Выписка).
// Москва: "Яуза", "Пресском", 2005, 400 с. Глава седьмая. Стр. 254-255, 258-272).
*
05 ноября 2021 г., г. Саратов.
***



Комментариев нет
 
Copyright 2016. All rights reserved.
Назад к содержимому | Назад к главному меню