Поиск по сайту
Перейти к контенту

Главное меню:

Сергей Нечаев: "Катехизис революционера". Часть 3. Баландин Р.К. о Нечаеве, 2007 г.

Авторы - статьи > Борисов Вячеслав

Автор: Вячеслав Борисов
Написано: 09.12.2020

Опубликовано: 09.12.2020



Р.К. Баландин
Тайные общества русских революционеров
// Москва, "Вече", 2007 г., 416 с. Тираж 3 000 экз. Подп. в печать 24.04.2007 г. Серия "Тайные общества, ордена и секты". Научно-популярное издание. Стр. 77-88, 335-337.
Автор – Баландин Рудольф Константинович.
* Подг. к печати: 09 декабря 2020 г. www.криминальныйсаратов.рф. Вяч. Борисов.
*
<…> Глава 7. Исполнители. Стр. 317-355.
<…> Нечаев, Сергей Геннадьевич (1847-1882). Стр. 335-337.
Среди русских заговорщиков, создателей тайных организаций и террористов, один из самых знаменитых – С.Г. Нечаев. Именно он нанес наиболее сильный моральный удар по… революционерам (конечно, не нарочно). Возникло даже новое слово – нечаевщина.
Происходил Сергей Геннадьевич из мещан Владимирской губернии. С 14 лет служил рассыльным в фабричной конторе. Подрабатывал, рисуя вывески для ивановских купцов. Отличался сообразительностью. Сдав учительский экзамен, стал преподавателем в училище. Осенью 1867 года поступил вольнослушателем в Петербургский университет.
Учеба его не увлекла. Лекций он почти не посещал. Его заинтересовали студенческие кружки, где он познакомился с трудами Луи Блана, Карлейля, Руссо, Робеспьера. Существующее государственное устройство он ненавидел; революционную деятельность понимал как тайную заговорщицкую и террористическую.
Он принимал активное участие в студенческих волнениях. Спасаясь от репрессий, уехал в Швейцарию. Встретился с Бакуниным и Огаревым, произведя на них сильное впечатление своей энергией, энтузиазмом, самоотверженностью. Они не могли предполагать, что их тоже он воспринимал как средство для достижения собственных целей.
К чему он стремился? Об этом приходится только догадываться. Он мог обманывать и самого себя, когда совершал подлые поступки. Мол, это я делаю во имя высоких идеалов, тогда как в действительности двигали им, возможно, прежде всего стремление к неограниченной личной власти, непомерное честолюбие.
Нечаев исповедовал принцип "цель оправдывает средства" в абсолютном выражении. То есть не уточняя, в чем состоит цель на данном этапе деятельности и какие средства оправданы. Он выдавал себя за представителя многочисленного и влиятельного в России революционного комитета, готового в ближайшие годы организовать и поднять восстание. Об этом он рассказывал так увлеченно и убедительно, что ввел в заблуждение Бакунина. Впрочем, Михаил Александрович и сам был "обманываться рад" в надежде осуществить свои революционные идеи в России. Анархические взгляды Бакунина Нечаев довел до крайности, а то и до абсурда в своем "Катехизисе революционера".
В борьбе против государства он предполагал объединиться с уголовниками: "Соединимся с диким разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России". Нечаев стал глашатаем террора и разрушения. Ради такой цели, как был он убежден, допустимы любые средства: обман, грабеж, подлость, убийства. Даже товарищи по борьбе были для него только средством для достижения тех или иных целей. Сознательно или бессознательно он выделял себя из общей массы, желал властвовать над людьми.
Бакунин был им очарован. 12 мая 1869 года Нечаев получил от него мандат, где говорилось: "Податель сего есть один из доверенных представителей русского отдела Всемирного революционного союза". Бумага имела подпись – Михаил Бакунин. На печати по-французски было выгравировано: "Союз революционеров Европы, Генеральный комитет".
Все указанные организации были мифическими. Но то, что о них никому не известно, можно было объяснить великолепной конспирацией и могуществом данных тайных обществ. Вернувшись в Россию, Нечаев стал создавать организацию, которую назвал "Народная расправа". Его мандат и рассказы о тесном сотрудничестве с вождями русской эмиграции в Женеве производили сильное впечатление на молодежь. Он вербовал преимущественно студентов Петровской земледельческой академии, где был весьма либеральный устав и процветало свободомыслие.
Вот что свидетельствовал один из активных участников нечаевской группы А.К. Кузнецов: "В кружках была введена железная дисциплина и требование беспрекословного исполнения всех распоряжений и велений Центрального комитета Народной Расправы… Работа в кружках велась весьма скрытно, бдительность и контроль Нечаева были изумительны… При посещении кружков Нечаев говорил кое-что и о себе. Так, однажды в нашем кружке он рассказывал о своем побеге из Сибири, куда он будто бы был сослан на каторгу в рудники за революционную работу и откуда, преодолевая всевозможные невероятные препятствия, - бежал".
Нечаев посвятил Кузнецова в свой план цареубийства. По его словам, достаточно иметь полсотни вооруженных и преданных своему делу лиц, чтобы, ворвавшись во дворец и обезоружив стражу, крайне распущенную, покончить с царем и его семьей.
От подчиненных он требовал беспрекословного повиновения, а сам на правах диктатора сохранял таинственный вид, не оглашал и не обсуждал своих планов. Верил ли он сам в возможность таким путем осуществить революцию в России? Вряд ли. Он был типичным заговорщиком, упоенным своей властью над людьми. Возможно, его вдохновляли революционные события в Европе, а также студенческие выступления в России. Ему казалось, что поднимается волна народного недовольства и ему суждено подняться на ней как руководителю.
После того как Нечаев его подло обманул, зная это, Бакунин тем не менее так отозвался о нем в письме к Огареву: "Нечаев один из деятельнейших и энергичнейших людей, каких я когда-либо встречал… Он не колеблется и не останавливается ни перед чем и бывает так же беспощаден к себе, как и ко всем другим… Есть люди, утверждающие, что это – просто авантюрист; это – неправда, он фанатик, преданный одному и только одному делу – делу революции. Он не эгоист в банальном смысле слова, потому что он страшно рискует и ведет мученическую жизнь лишений и неслыханного труда… Нечаев – сила, потому что это огромная энергия".
Ему вторил А.К. Кузнецов, отсидевший как соучастник убийства студента И.И. Иванова и член преступной организации 10 лет одиночного заключения: "И несмотря на то что Нечаевым было поругано и затоптано то, чему я поклонялся, несмотря на то что он своей тактикой причинял огромные нравственные страдания – я все же искренно преклоняюсь перед Нечаевым как революционером".
Однако тайному обществу заговорщиков может быть обеспечен успех лишь в том случае, если оно находится близ вершины общественной пирамиды. Только тогда и есть возможность совершить государственный переворот и захватить власть. А для революционного выступления, охватывающего народные массы, требуется хорошо организованная и достаточно многочисленная партия. Этого Нечаев не учел. Так или иначе, но его следовало бы отнести к категории революционеров-авантюристов. Стр. 335-337.
**
<…> Глава 2. Революционный террор. Стр. 58-112.
<…> Интеллигенты творят "Народную расправу". Стр. 77-82.
26 ноября 1869 года газета "Московские ведомости" опубликовала сообщение: "Два крестьянина, проходя в отдаленном месте сада Петровской академии около входа в грот, заметили валяющиеся шапку, башлык и дубину; от грота кровавые следы вели к пруду, где подо льдом виднелось тело убитого, опоясанное черным ремнем и в башлыке… Тут же найдены два связанные веревками кирпича…"
Через два дня последовало дополнение: "Убитый оказался слушателем Петровской академии, по имени Иван Иванович Иванов… деньги и часы, бывшие при покойном, найдены в целости; валявшиеся же шапка и башлык оказались чужими. Ноги покойного связаны башлыком, как говорят, взятым им у одного из слушателей Академии, М-ва; шея обмотана шарфом, в край которого завернут кирпич; лоб прошиблен, как должно думать, острым орудием".
20 декабря в газете впервые появилось имя С.Г. Нечаева как организатора и участника студенческих беспорядков сначала в Петербурге, а теперь и в Москве. Через пять дней его назвали организатором убийства Иванова. Но его уже не было в России. Он скрылся в Швейцарии.
Были арестованы сообщники Нечаева по убийству и практически все участники организации "Народная расправа". Суд над ними начался 1 июля 1871 года, а через две недели был вынесен приговор. На суде и в прессе мнения о личности Нечаева высказывались исключительно отрицательные, но в широчайшем диапазоне: от Хлестакова до дьявола, с объединяющим все многоликим Протеем. Кто-то назвал его личность демонической, кто-то легендарной.
Те, кто его знал, отзывались тоже по-разному. Один из свидетелей подчеркивал его цинизм и скептицизм. Некоторые подсудимые признавали в нем человека необыкновенного, увлеченного идеей, преданного своей цели и не имевшего личной вражды ни к кому.
Участник "Народной расправы" вспоминал: "Вскоре после того, как мы дали согласие, Нечаев начал запугивать нас… властью и силою комитета, о котором он говорил, что будто он существует и заведует нами. Так, один раз Нечаев пришел к нам и сказал, что сделалось комитету известно, что будто кто-то из нас проговорился о существовании тайного общества. Мы не понимали, каким образом могло это случиться. Он сказал: "Вы не надейтесь, что вы можете притворяться и что комитет не узнает истины: у комитета есть полиция, которая очень зорко следит за каждым членом". При этом он прибавил, что если кто-нибудь из членов проговорится или изменит своему делу и будет поступать вопреки распоряжениям тех, кто стоит выше нашего кружка, то комитет будет мстить за это".
Надо заметить, что выше кружка стоял только один Нечаев. Он же олицетворял мифический и всеведущий комитет. Возможно, это подозревал его "подчиненный" Иван Иванов, пожелавший выйти из "Народной расправы". Во всяком случае, он не захотел участвовать в тайной организации, нацеленной на террор.
И тогда Нечаев решил устроить показательную казнь, представив Иванова отступником и предателем, желающим выдать властям заговорщиков. Вряд ли сам Нечаев верил в это. Придуманная и разработанная им акция преследовала главную цель: связать всю эту "пятерку" (ячейки организации состояли из пяти человек) кровью, преступлением. Были одна жертва и четыре убийцы, не считая самого руководителя.
Имея револьвер, Нечаев мог застрелить Иванова. Однако он этого не сделал. Для него важно было, чтобы в преступлении принимали участие все четверо товарищей жертвы. Так и произошло. Можно только удивляться силе внушения, которую продемонстрировал Нечаев. Он смог превратить вполне добропорядочных, образованных и незлобных молодых людей в жестоких убийц своего товарища, которого они знали дольше и лучше, чем своего вождя.
Безусловно, был Нечаев злодеем, лжецом и подлецом, но уж никак не Хлестаковым, как называли его некоторые журналисты. Это была фигура не жалкая и комическая, а сильная и трагическая.
Когда швейцарская полиция передала его как уголовного преступника российским властям, Бакунин написал Огареву, что Нечаев "на этот раз вызовет из глубины своего существа, запутавшегося, загрязнившегося, но далеко не пошлого, всю свою первобытную энергию и доблесть. Он погибнет героем и на этот раз ничему и никому не изменит. Такова моя вера".
Так и вышло. Находясь в Алексеевском равелине, Нечаев смог привлечь на свою сторону некоторых охранников, стремясь подготовить побег. Мог ли осуществиться его план, остается только гадать. Но сам факт успешной пропаганды говорит в его пользу.
Нечаеву даже удалось передать записку на волю (с помощью охраны!). Вера Фигнер вспоминала, с каким чувством она читала это послание:
"Удивительное впечатление производило это письмо: исчезло все, темным пятном лежавшее на личности Нечаева, - пролитая кровь невинного, денежные вымогательства, добывание компрометирующих документов с целью шантажа, все, что развертывалось под девизом "цель оправдывает средства", вся та ложь, которая окутывала революционный образ Нечаева. Оставался разум, не померкший в долголетнем одиночестве застенка; оставалась воля, не согнутая всей тяжестью обрушившейся кары; энергия, не разбитая всеми неудачами жизни. Когда на собрании Комитета было прочтено обращение Нечаева, с необыкновенным душевным подъемом все мы сказали: "Надо освободить!".
Однако все силы Исполнительного комитета в то время были направлены на то, чтобы организовать успешное покушение на царя. А в конце 1881 года план побега был раскрыт властями благодаря предательству Л.Ф. Мирского.
Этот человек, причастный к революционному движению, предложил руководителям "Земли и воли" свои услуги для убийства шефа жандармов А.Р. Дрентельна, кстати сказать, особыми злодействами не отличавшегося. С этой целью Мирский стал изображать светского хлыща (такая роль ему нравилась). Он гарцевал на лошади по главным улицам Петербурга и вместе с А.Д. Михайловым и Н.А. Морозовым вел наблюдение за проездами Дрентельна. 13 марта 1879 года Мирский выстрелил в него, проезжавшего в карете, но промахнулся бежал, в Таганроге вел пропаганду среди военных, был схвачен, оказал вооруженное сопротивление при аресте. Его приговорили к смертной казни. По его прошению о помиловании ее заменили бессрочной каторгой. Помещенный в Петропавловскую крепость, он узнал о планах Нечаева совершить побег и выдал его начальству. За это получил послабление в режиме, вскоре стал ссыльным (умер в 1919 году).
Нечаева совершенно изолировали и держали на жестоком тюремном режиме, доведя до смерти (что в те времена частенько случалось с политическими преступниками). Было ему тогда 35 лет.
Как бы ни относиться к Нечаеву, но в целеустремленности и силе воли, таланте агитатора и организатора ему отказать нельзя. Когда осенью 1869 года он вернулся в Россию из-за границы, где скрывался от полиции как активный участник студенческих волнений, то с прежним энтузиазмом принялся призывать молодежь к политическим демонстрациям. Один из видных народников, О.В. Аптекман свидетельствовал: "Нечаев говорит сильно, убедительно. Силою и мощью веет от него, но в нем что-то отталкивающее, демагогическое".
Пользуясь наивностью, горячностью и плохим знанием народа студентами, Нечаев уверял их, что после 19 февраля 1870 года начнется всеобщий крестьянский бунт. Тогда, через 9 лет после отмены крепостного права, крестьянину была предоставлена возможность выбора: оставаться на месте и пользоваться землей, но и нести повинность в пользу помещика; или выкупить у помещика земельный надел; или бросить все и уехать "на волю". Возникали опасения, что мужики вообразят, будто теперь им дарована царем воля и начнется бесплатная раздача земли, которая ведь не господская и не царева – Божья. А убедившись, что их "обманули", взбунтуются  бывшие крепостные по всей России…
Так уверял Нечаев студентов и находил у них отклик несмотря на то что народники, в частности, чайковцы, предлагали сначала ознакомиться с жизнью крестьян, с обстановкой в деревне и вести осторожную пропаганду, избегая призывов к бунту. Но, как писал Аптекман: "У Нечаева много сторонников, бороться с ним становится труднее и труднее". И все-таки, несмотря на противодействие не только властей, но и революционеров, которые не придерживались крайних взглядов, Нечаеву удалось создать свою тайную организацию, хотя поначалу и малочисленную.
На студенческих сходках происходили словесные схватки между сторонниками и противниками нечаевщины. Об одной из таких дискуссий рассказал Иосиф Денекер, приехавший из Астрахани в Петербург поступать в Технологический институт. По его словам, собрались около ста человек. Обсуждался вопрос о необходимых действиях для того, чтобы исправить "неудовлетворительное положение дел в России".
В споре определилось две позиции. Одни утверждали: "Помочь страждущему народу можно лишь распространением образования". Другие возмущались такой "мягкотелостью" и кричали, что сначала надо "перерезать всех министров". Естественно, к общей точке зрения не пришли. Каждый самостоятельно решал, как следует поступить. В частности, Денекер после некоторого замешательства и "брожения ума" пришел к выводу, что ему следует примкнуть к распространителям общественно-политической литературы. Но были среди молодежи "горячие головы", готовые идти на крайние меры и осуществлять революционный террор.
…"Народная расправа" была болезненным аппендиксом революционного движения и нанесла ему сильный удар "изнутри". Общественное мнение было, естественно, на стороне жертвы, а также существующей власти.
Суд над ее участниками был первым гласным политическим процессом в России. Его широко и подробно освещала пресса. Принципы и методы организации, созданной Нечаевым, были гневно осуждены не только консерваторами, но и большинством сторонников решительных преобразований государства Российского.
В то же время это была, можно сказать, шумная антиреклама революционной деятельности по принципу славы Герострата. Как бы ни осуждали деятельность Нечаева, важно, что ее обсуждали. Да и мнения могли расходиться. Ведь всем было ясно, что правительственные органы стараются всячески опорочить революционеров.
Отметим: до сих пор многие враги революционеров огульно обвиняют их в аморальности, жестокости, терроризме, диктаторских наклонностях, исповедовании принципа "цель оправдывает средства", то есть в нечаевщине. Действительно, среди революционеров встречались подобные личности. Но они составляли абсолютное меньшинство. Тем, кто в этом сомневается, советую познакомиться с биографиями некоторых знаменитых идеологов русского революционного движения второй половины XIX века (глава 6).
Трагический опыт "Народной расправы" свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что в обществе (не только российском) наибольшую склонность к террору демонстрируют не народные массы, а более или менее образованное мещанство, горожане, чрезмерно активные политические деятели. Так было, в частности, и во время Великой французской революции.
Прогнозы Нечаева и надежды некоторой части революционной молодежи на восстание народных масс в 1870 году не оправдались. Ничего особенного в этом году не произошло.
Ну а если бы действительно начались крестьянские бунты? Нетрудно догадаться, что и в этом случае члены тайного общества "Народная расправа" ничем не смогли бы помочь восставшему народу, с которым у них не было никаких связей. Стр. 77-82.
**
"Бесы" революции. Стр. 83-88.
"Нечаевское дело" подвигло Ф.М. Достоевского на создание романа "Бесы". О нем следует сказать особо, как о наиболее ярком произведении, направленном против революционеров (тем более с позиций того, кто сам был в их рядах и пострадал за это).
Характерны два эпиграфа к роману. Из Евангелия – о том, как бесы по воле Иисуса из безумца вошли в свиней, которые бросились в озеро и утонули. И из стихотворения "Бесы" А. Пушкина:
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам...
Сколько их! Куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
И название романа, и эти эпиграфы вводят в заблуждение. Вольно или невольно читатель настраивается на восприятие революционеров как бесовского отродья или как стада взбесившихся свиней. В действительности произведение Достоевского – не политический памфлет, растянутый на 600 страниц. Под злободневным поверхностным слоем романа обнаруживаются глубокие идейные пласты.
"Нет, - писал по этому поводу религиозный философ Сергий Булгаков, - здесь "Бог с дьяволом борется, а поле битвы – сердца людей", и потому-то трагедия "Бесы" имеет не только политическое, временное, преходящее значение, но содержит в себе зерно бессмертной жизни, луч немеркнущей истины, как все великие и подлинные трагедии, тоже берущие себе форму из исторически ограниченной среды, в определенной эпохе".
Один из героев романа, раскаявшийся революционер, на вопрос, "для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей", ответил, повторяя идеи сторонников Нечаева:
"Для систематического потрясания основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения – вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться".
Но из этого же романа следует, что идеи социализма действительно захватывают некоторых людей до глубины души, ибо в этих идеях и в этих людях есть благородство и правда, стремление к счастью не личному, а всеобщему. Ради этих высоких целей идет молодежь в тайные революционные организации. И эту тягу ни репрессиями, ни увещеваниями не остановишь.
Достоевский в молодости и сам принадлежал к группе, которую власти сочли тайной революционной организацией, приговорив ее участников к смерти. Их вывели на плац и подвергли жестокому духовному истязанию, инсценировав неминуемую казнь и лишь в последний момент отменив ее. И все это совершалось над теми, кто ничего не украл, никого не ограбил, убийств не совершал и даже не планировал. Эти люди всего лишь читали и обсуждали запрещенную литературу!
В данном случае, как в ряде других, царское "правосудие" было жестоким и несправедливым. Уже одно то, как оно пыталось искоренить даже более или менее безобидные ростки свободомыслия и политической оппозиции (весьма слабой), свидетельствует против такой власти.
Ведь эти революционеры, включая Федора Михайловича, вовсе не были обуяны бесами! Более того, даже тех, кто организовал террористические акты, включая цареубийство, причислять к нечистым нет никаких оснований. Среди них было немало достойных людей. В том, что они не признавали самодержавия, можно усмотреть заблуждение (с монархических позиций) или роковую ошибку, но только не бесовщину. Они не могли бы сетовать: "Сбились мы, что делать нам?" Напротив, твердо верили в благо своего пути – не для себя, а для многих других людей, для всего общества.
У Достоевского прототипом главного героя романа – Сергея Верховенского – послужил Сергей Нечаев, действительно стремившийся верховодить. Однако Федор Михайлович в своем дневнике написал: "Лицо моего Нечаева, конечно, не похоже на лицо настоящего Нечаева". Да и другие образы революционеров представлены не просто обобщенно или типизированно, а еще и утрированно. В этом проявилась не злая воля автора, а его характер и творческий метод. Как признавался он в письме А.Н. Майкову: "А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная. Везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил".
Роман "Бесы" в этом отношении не стал исключением. Преувеличений здесь немало, и они относятся главным образом к изображению революционеров, а также изложению их идей. И то, и другое поистине доведено до крайности. Вот как характеризует план тайной организации Верховенский, соглашаясь с идеями члена его кружка Шигалева:
"У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов… Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями – вот шигалевщина!.. Без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства…"
В данном случае автор романа говорит не от своего имени и даже отчасти не от имени главного героя. Но в любом случае получилась пародия на идею равенства, которая не пользовалась успехом среди реальных революционеров. Ведь речь обычно идет не о поголовном равенстве всех и во всем, что невозможно по самым разным причинам, вплоть до физиологических. В действительности равенство обычно понималось как предоставление более или менее одинаковых возможностей для образования, получения работы и должностей, высказывания своих убеждений и т.п. В царской России такого равенства не было. А в рабстве даже крепостные, между прочим, не были равны.
Вот еще одно высказывание Верховенского, с которым не согласились бы практически все революционеры: "Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве". Но тут же он признается: "Я нигилист, но люблю красоту". И еще: "Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха!"
Вот этих знаменательных оговорок обычно и не замечают, не желают замечать враги революционеров. А они ясно показывают: Верховенский не только по происхождению и образу жизни, но и в идейном отношении не соответствует Нечаеву. Даже принцип "цель оправдывает средства" совершенно чужд Верховенскому, упоенному стремлением к личной власти, но в то же время готовому пресмыкаться перед более сильным: "Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…" Ничего подобного Нечаев не говорил даже знаменитому Бакунину, которого сумел очаровать.
Литературный герой фактически совершенно не похож на свой прототип. Хотя есть одно исключение: организационные способности. В этом отношении сходство имеется.
Писатель верно оценил одну особенность руководителя "Народной воли": подобно Верховенскому он был едва не идеальной фигурой для организации тайного революционного общества, нацеленного на разрушение и террор. Судя по высказываниям людей, знавших  Нечаева, он был чрезвычайно целеустремлен, смел и остроумен, хитер и подозрителен, обладал сильной волей, верил в себя и свою правоту, не имел душевных привязанностей и материальных ценностей, умел подчинить себе одних и добиваться расположения других. Его недостатки – самоуверенность, презрение к другим, деспотизм, пренебрежение нравственными нормами – были весьма кстати для руководителя секты заговорщиков.
Но есть принципиально важное отличие героя романа от Нечаева. Первый принадлежал к привилегированному сословию, отцом его был историк-гуманист, публицист, западник. Второй, напротив, в детстве и юности пережил немало тягот и унижений, на собственном опыте убедился в вопиющей несправедливости существующего общественного устройства. Нечаев ни в коей мере не заимствовал своих разрушительных убеждений откуда-то извне и уж никак не из теорий Маркса. Он возрос именно на отечественной почве. Можно считать, что это был сорняк или даже ядовитое растение, но нет сомнения, что отражало оно особенности русской действительности, настроения некоторой, пусть и небольшой части русского народа.
По словам литературоведа Н. Будановой, роман "Бесы" задуман "как политический памфлет на современных нечаевых и их "отцов" – либералов-западников 1840-х годов…". Это распространенное мнение требует уточнений. Во-первых, Достоевский писал памфлеты в "Дневнике писателя", и для таких целей вряд ли кто-либо затеет сочинять обширный роман. Писатель проводил, на мой взгляд, литературно-художественное расследование революционного движения в России. И самое главное, либералы-западники вовсе не были духовными отцами нечаевых.
Два основных революционных вождя, выведенных в романе – Верховенский и Ставрогин, - можно сказать, "с жиру бесятся" и, уж во всяком случае, не от голода или оскорбленного и униженного собственного достоинства становятся революционерами. Они подобно Достоевскому в молодости и его товарищам по кружку Петрашевского  были дворянами и ориентировались на западные идеи.
Про Нечаева или, скажем, Бакунина этого никак нельзя сказать. Вот что необходимо уяснить.
И еще одно важное обстоятельство: тайное общество заговорщиков, построенное по принципу жесточайшей дисциплины, беспрекословного повиновения руководителям и стремящееся исключительно к разрушению без представления о последующих преобразованиях, которое стремился создать Нечаев, не укоренилось в России. Оно оказалось чуждым революционно настроенной русской молодежи.
В пространном письме к Нечаеву (2 июня 1870 года) Бакунин, узнавший о его преступлении, а также лжи и прочих мерзких поступках, отверг напрочь его методы: "Не подлежит сомнению, что Вы наделали много глупостей и много гадостей, положительно вредных и разрушительных для самого дела. Но несомненно для меня также и то, что все ваши нелепые поступки и страшные промахи имели источником не ваши личные интересы, не корыстолюбие, не славолюбие и не честолюбие, а единственно только ложное понимание дела. Вы – страстно преданный человек; Вы – каких мало; в этом Ваша сила, Ваша доблесть, Ваше право. Вы и Комитет Ваш, если последний действительно существует (об этом всероссийском Комитете Нечаев солгал. – Р.Б.), полны энергии и готовности делать без фраз все, что Вы считаете полезным для дела, - это драгоценно. Но ни в Комитете Вашем, ни в Вас нет разума – это теперь несомненно. Вы как дети схватились за иезуитскую систему… позабыли в ней саму суть и цель общества: освобождение народа не только от правительства, но и от Вас самих. Приняв эту систему, Вы довели ее до уродливо-глупой крайности, развратили ею себя и опозорили ею общество…"
В этом письме Бакунин демонстрирует свою искренность, благородство и наивность. Ведь Нечаев не только подло обманывал, но и был, судя по всему, не лишен  таких качеств, как властолюбие и честолюбие. Бакунину трудно было это понять еще и потому, что сам этих пороков не имел. Но для нас в данном случае важно иметь в виду другое. Поведение Нечаева, его попытка создать тайное общество на тех началах, о которых позже писал в "Бесах" Достоевский, полностью провалилась именно потому, что не нашла отзвука в душах русских революционеров – даже таких экстремистов, как Михаил Бакунин. Стр. 83-88.
(Баландин Р.К. Тайные общества русских революционеров
// Москва, "Вече", 2007 г., 416 с. Тираж 3 000 экз. Подп. в печать 24.04.2007 г. Серия "Тайные общества, ордена и секты". Научно-популярное издание. Стр. 77-88, 335-337).
*
Вячеслав Борисов, www.криминальныйсаратов.рф
09 декабря 2020 г., г. Саратов.
***



Комментариев нет
 
Copyright 2016. All rights reserved.
Назад к содержимому | Назад к главному меню