Владимир
Грудский
Парни "в законе"
// "Литературная
газета" (г. Москва). 2001, 26 сентября. № 39.
Рубрика: Образ
жизни
Одна широко
читаемая газета поместила на первой странице огромный репортаж: "Похороны
хозяина жизни". Последние два слова, заметьте, без кавычек. Подзаголовок:
"Страна простилась со старейшим "вором в законе". Вот тут уже
кавычки, да не простые, а воистину золотые. Об этом свидетельствуют смысл и тон
искусно сплетенного репортажа, включая фото грандиозного формата – венки и
ленты, на которых хорошо читаются теплые напутствия.
Итак, начало:
"Вчера криминальная Россия провожала в последний путь своего патриарха –
64-летнего Владимира Савоськина (Савоська). Проститься с влиятельным
"вором в законе" на Котляковское кладбище приехало два десятка
лимузинов и несколько сотен друзей покойного". Далее сообщалось об
отпевании в храме, об огромном шатре посреди центральной площади кладбища, где
стояли не слабо сервированные поминальные столы, а также о неформальных силах
общественного порядка в виде хмурых молодцов в черном. Некий благообразный
старичок в очках, поднимая рюмку, милостиво отвлекся на сердечное интервью
корреспонденту: "Покойный решал конфликты как никто из нас. К консенсусу
приходил, как Горбачев. Достойный был человек…"
Скомороший
говорок репортажа плохо маскирует уважение, почти восторженное, к герою похорон
и его живучему миропорядку. Думаю, партнерам усопшего публикация пришлась по
душе. И, надеюсь, она их не разорила. На столь некрасивое подозрение наводит
вторая страница в том же номере газеты.
Можно
вспомнить другие некрологи-милостыни не только в этой газете – дежурные отмашки
именам, приумножившим славу и гордость некриминальной России. Ну приумножили, и
что? Редакционному-то бюджету какая выгода?.. Однако рыночный подход в виде
платы за газетно-ритуальные услуги тут мало что объясняет.
Ведь что
происходит: личности с репутацией бандитов захватывают социальные высотки по
обе стороны гробовой доски. А государственная власть не оказывает видимого
сопротивления. Отчего же? Силенок маловато? Или есть у власть имущих иной
резон? Встречаясь с высокими чинами, я задавал эти вопросы в лоб. И ответом
всякий раз была священная формула: бандитом человека вправе назвать только суд.
Более
откровенный и развернутый ответ подсказывают факты нашей жизни.
…Вот иду вдоль
Ленинского проспекта – одной из главных магистралей стольного российского
града. От тротуара – тропка, через тридцать шагов она упирается в букет свежих
цветов. Перед ними торчит каменная плита, на которой сияют золотом слова:
"Здесь погибли отличные парни –
Виноградов Валерий и Шаверский Николай". Судя по датам, этим парнишкам
"в законе" было всего-то по двадцать годков. Пожилая женщина,
гулявшая неподалеку с карапузом, рассказала… Из летнего кафе вывалились
разгоряченные юнцы. За ними, держась поодаль, - солидного вида мужчина. Юнцы
затеяли рукопашную, один из них оказался с пистолетом, начал стрелять. Двое
упали. Остальные – "солидный" был уже впереди всех – неторопливо
подошли к огромному джипу, расселись и уехали. Все это среди бела дня. Неторопливо
ушли эти. А противная сторона – тоже, видать, "чистая перед законом"
– взяла на себя траурные хлопоты. Не таясь, обстоятельно вкопала обелиск.
Приносит свежие букеты. И стоят тут братки в скорбном молчании. Или нахваливают
павших героев в назидание тем, кто пока еще жив… А в тридцати шагах –
правительственная трасса. От стен Кремля мимо время от времени пролетают, мигая
разноцветно, кортежи иномарок с черными стеклами. Не замечая элегантного
мемориала. Они не замечают. А та власть, что помельче? Местная? Которая убирает
уличный мусор, обновляет древесную флору, следит за газонами, сметает
самостийно воздвигнутые гаражи? Разрешила, значит. Или, во всяком случае, не
воспрепятствовала. Тоже, наверное, в интересах бюджета – на этот раз
муниципального.
Знакомая дама,
которая служит в благополучном банке, с придыханием поделилась тем, как хозяин
– его там в глаза кличут "папой" – помог ей. Она сдавала комнату.
Жильцы устраивали попойки, шумели ночи напролет. Замечания парировали угрозами.
На урезонивания милиции законопослушно кивали, и только. "Папа"
прислал четырех крепышей. Они покумекали
с постояльцами, после чего те быстренько собрали вещи, погрузились в фургон,
предоставленный крепышами, и съехали. Двое крепышей остались, пояснив, что
побудут тут на всякий случай, и в двенадцать ночи вежливо распрощались.
Оставив, опять же на всякий случай, номер телефона. "И не надо мне
полоскать мозги про милицию!" – убежденно завершила свой рассказ дама. А
на мое возражение, что не все граждане, нуждающиеся в заступничестве, работают
в этом банке, она ответила: "Ничего, "пап" у нас на всех
хватит".
Как цинично
заметил все тот же Ежи Лец: "Мораль падает. На все более мягкое
ложе".
***