Константин Колесниченко: "Счастье только знающим дано"

 

// "Общественное мнение" (г. Саратов). 2002, октябрь. № 10 (38), с. 32-33.

Рубрика: Персона

* Подготовлено к печати: 06 июня 2015 г. Вячеслав Борисов.

В этом году Энгельсский завод железобетонных конструкций отметил 50-летие. А через несколько месяцев после полувекового юбилея предприятия 55 лет исполнилось генеральному директору ЖБК-3 Константину Колесниченко. Кругом пятерки, высший балл: красивое и удачное совпадение, не так ли? Судьба Константина Колесниченко со стороны вообще выглядит сплошной удачей, биографией чуть ли не идеальной. Известный отец. Блистательная карьера. Кумир для сотрудников. Красавица-жена. Да просто везунчик!

- Если говорить о юношеских мечтах, самая главная так и осталась неосуществленной. Мой отец, человек по-настоящему яркой судьбы, почти всю жизнь проработал в гражданской авиации, мы много ездили по стране. Наш дом обычно находился на территории аэродрома. В доме часто бывали известные люди: Людвиг Свобода – будущий президент Чехословакии, генерал Петров, командующий Северо-Кавказским округом. Михаил Шолохов был частым гостем. Помню спор родителей под каким одеялом у них в доме спал Михаил Александрович. Они с отцом дружили, а брат матери был у Шолохова управляющим делами. Отец рассказывал, как создавалась последняя глава "Поднятой целины". Послал он за Шолоховым пилота, тот в назначенный срок не вернулся. Неделя прошла – нет. Стали искать. Приезжает в дом к Михаилу Александровичу, пилот в стельку, как и все домашние, впрочем. А писатель заперт на чердаке (у него там кабинет был) – переписывает концовку романа. Оказывается, когда семья прочитала последнюю главу "Поднятой целины" в варианте "в общем, все умерли", в доме поднялся вой. И заставили-таки Шолохова переписывать финал. Потом отметили, как положено.

Война закончилась, отец учился в Ленинграде, затем работал в Баку. После известных событий в Азербайджане попросился куда-нибудь в среднюю полосу России. Министр позвонил Шибаеву: "Аэродром будешь строить?" – "Буду" – "Тогда я человека пришлю". Так в Саратове появился аэропорт, гостиница, жилые дома для служащих, аэроагентство в Мирном переулке, новая взлетная полоса, средства на которую выделил Косыгин по личной просьбе генерального конструктора Королева. Конечно, в такой атмосфере о чем я мог мечтать? – о крыльях. Я рос и твердо знал, кем буду.

- Медкомиссию не прошел.

- Не просто удар. Жизнь потеряла смысл. В строительство пошел только потому, что надо было куда-то идти. Абсолютно безразлично было в тот момент, куда. И учился без желания, пока на практику не пришел. На ЖБК-1. Андрей Федорович Деревянко был директором завода. Приношу ему направление: "Распишитесь, что я у вас практику прошел". Сам в мечтах о Волге – каникулы же, - а он: "Нет, парень, пойдешь в цех". И на следующее утро я вышел сменным мастером. Потом перевели на мастера ОТК: подумать только – студент 3 курса исполнял обязанности начальника ОТК завода! Опыта никакого, ума тоже. Но увлекся. А в октябре из деканата позвонили: "или Колесниченко немедленно выходит на учебу, или мы его отчисляем!". С этого момента учеба пошла по-другому. И после института распределился на тот же ЖБК-1. Деревянко взял за руку, привел в цех. До сих пор помню, какие тогда были ощущения – сам директор завода! Я, к сожалению, сам так ни одного мастера в цех не привел, на рабочее место не поставил. А он нашел время.

Шесть месяцев мастером проработал, только втянулся, предлагают сумасшедшую должность – заместителя управляющего нового треста мелиорации. Деревянко, когда услышал, смеялся до слез. Но мне тогда это предложение странным не показалось. Проснулись амбиции. Отец в 19 лет председателем исполкома стал, почему я не смогу! Смелость города берет. В 28 меня ставят главным инженером ЖБК-1, на этой должности проработал десять лет. В феврале 1986-го вызвали в главк: "поедешь в Энгельс директором". До этого два раза предлагали, я отказывался – с партийными работниками у меня отношения не складывались, а тут решился. Пришел на завод, а через два дня завод встал. Дело в том, что кандидатуру мою горком не утверждал девять месяцев, предыдущий директор в больнице, фактически руководства на заводе не было. Меня на бюро. "Как же так! Вы пришли – завод встал". Я за словом в карман никогда не лез: "Вы бы еще год директора не утверждали"! С тех пор меня на бюро больше не вызывали, а завод с ноября 1986 года больше не останавливался ни на час. Это, поверьте, дорогого стоит. Легких времен не было.

- Наверное, в жизни каждого человека наступает этап, когда вдруг с пугающей ясностью осознаешь, как коротка жизнь. Лет до 20 время тянется, потом начинает бежать. Раз-два – год, раз-два – пять лет. В 40 лет мне уже казалось, что все – конец. Жизнь кончилась. Ан нет, она только начинается.

- Способность радоваться, эмоционально реагировать, удивляться, наверное.

Трижды снимал Мону Лизу. Сама картина, как и дама, изображенная на ней, не произвела на меня большого впечатления. Но когда проявил пленку и увидел это свечение, понял, почему люди со всего мира едут в Париж, чтобы ее увидеть. В Лувре на каждом шагу указатели со стрелочками: "Мона Лиза", хотя множество великих вещей и кроме нее. Почему иконы светятся на фотографиях? Почему люди, когда им особенно плохо, приходят в церковь? Зарядиться положительной энергией. Соприкосновение с такими вещами много дает человеку.

- Я не буду развивать эту тему. Скажу только: верю! В своей жизни несколько раз получал по носу и убедился: это – за дело и в назидание. Он же все видит, хотим мы этого, нет… Ничего просто так и без последствий не бывает. Все возвращается.

- Да, как аукнется, так и откликнется. А поэтому, спешите делать добро.

- Много теорий на этот счет. Не делай добра, не получишь зла. Чем лучше к людям, тем они к тебе хуже. Что для одного добро, для другого зло. Или так: что лучше – дать голодному рыбу или удочку? Я стараюсь давать удочку. Не рыбу.

- С этим сложнее. Столько раз предавали… Трудно схожусь с людьми и быстро разочаровываюсь. Есть три друга, мы 30 лет вместе. Они не продадут. И я их не предам.

- Когда мой друг, очень известный и обеспеченный человек, бросил семью и дело, ушел в тайгу, поселился на заимке… В тот момент для меня его решение казалось диким. А сейчас понимаю. Я начал понимать, почему Татьяна Васильева в лучший период творческой деятельности ушла в церковь. Сменила лавровый венок на скромный платочек. Я не говорю, что готов к такому же поступку, но я понимаю, почему…

- Да, это вечная тема. Есть такой софизм: "родители все лучше и лучше, а дети все хуже и хуже". А как же получаются из "все худших" детей "все лучшие" родители?

- Что до советов, может прозвучит банально, но это – учиться. Как можно больше. О многом, что игнорировал в детстве, сегодня жалею. Учить языки, чтобы ущербным не чувствовать себя за границей. А насчет шишек, которые набиваешь по жизни, то, наверное, каждый должен прожить собственную жизнь. Со всеми ошибками, радостями и болью. Иногда возникает мысль "сегодняшний опыт, да лет двадцать бы назад". Может, все по-другому сделал бы, а может и нет. Но так не бывает. Прелесть жизни в том и состоит, что каждый свой замок на морозе языком лижет.

- Тишина. Если получается, в воскресенье на пару-тройку часов выбираемся с женой Ниной в лес.

- Могу рассказать о самой запомнившейся. Мы были в Чебоксарах на совещании. Выходим с Писным в перерыве в фойе, пива выпить, поворачиваюсь – Путин. Президент Чувашии Федоров ему рассказывает о том, какой замечательный напиток – пиво, кругом охрана, я начинаю дергаться, полез в сумку, охрана насторожилась. Достаю фотоаппарат, начинаю снимать, люди в черном – на меня! И тут Путин повернулся. Несколько секунд глаза в глаза на расстоянии полутора метров. Он делает жест, и охрана останавливается, а я заканчиваю серию. А через три месяца его объявили и. о. Президента. Ситуация, по меркам спецслужб, действительно была не штатной. Я понимаю, что и с точки зрения этикета это было верхом неприличия, но что-то вот толкнуло…

- Сингапур очень понравился. Отличный город. Брошенная сигарета – 200 сингапурских долларов. Жвачка – 100 долларов. По 17 видам преступлений – смертная казнь. Порядок и самые воспитанные жители в мире. Очень хороша Флоренция. Были в соборе, куда перенесены погребения Микеланджело, Россини. Вся европейская культура на нескольких квадратных метрах. Идем по переходу, вижу три картины на ободранной стене, открытое окно – ни охраны, ни сигнализации. Читаю. Рафаэль. Я был в шоке. Как так можно к шедеврам относиться! А потому что много. Мы же цену зиме не знаем, потому что ее у нас много. Человечество вообще так устроено, что не умеет ценить то, что у него есть. И это жаль. Вывод о том, насколько удалась жизнь, вообще зависит от того, как мы умеем ценить то, что она нам преподносит.

***