Мадуев Сергей, кличка "Червонец". Часть 8. И. Мастыкина. Последний бандит Советского Союза. 1998 г.

"Расстрелянный" журналистами почти год назад смертник камеры № 32 Новочеркасской спецтюрьмы дал эксклюзивное интервью обозревателю "Совершенно секретно" Ирине Мастыкиной.

«Не видала горя – полюби меня», – предупреждала татуировка на его руке. Не получилось полюбить. Во всяком случае, у меня. Видимо, этот Робин Гуд – Сергей Мадуев, сводивший с ума чуть ли не всех женщин, с кем сталкивала его судьба, утратил свое былое обаяние и гипнотическое влияние на людей. Да и как, собственно, этому сохраниться, если вот уже два с половиной года опасный преступник Мадуев томится в камере смертников Новочеркасской спецтюрьмы? И единственная, кто имеет доступ к его телу, – это вытравленная хлоркой полосатая роба приговоренного к высшей мере наказания.

В начале девяностых дело Сергея по кличке Червонец (получил ее за то, что всем водителям такси, не глядя на счетчик, платил по десятке) гремело даже на Западе, а у нас про него сняли художественный фильм «Тюремный роман». Этот высокопрофессиональный и дерзкий разбойник порой совершал такие поступки, что выглядел чуть ли не героем. Он никогда не забирал последнего. Узнав, например, что ограбил «не того» (а «чистил» он преимущественно наживших богатство нечестным путем), с извинениями возвращал украденное, однажды даже оставив букет цветов. Мог также по просьбе пострадавшего вовсе не брать какие-то дорогие его сердцу вещи. Один раз пожалел беременную женщину – оставил ей все найденные в квартире деньги. В другой – не позволил своему сообщнику изнасиловать дочь хозяйки. Когда у хозяина очередной ограбленной им квартиры случился сердечный приступ, Мадуев лично, сильно при этом рискуя, отправился в ближайшую аптеку и вызвал оттуда неотложку.

Но больше всего Червонец прославился тем, что влюбил в себя следователя по особо важным делам Прокуратуры Союза Наталью Воронцову, которая и передала ему в 91-м году в камеру «Крестов» револьвер. Но побег не удался. Мадуев ранил охранника и этим отодвинул вынесение приговора по более чем семидесяти эпизодам на несколько лет. Только в июле 95-го городской суд Санкт-Петербурга определил ему исключительную меру наказания – расстрел.

Следственная бригада Генпрокуратуры России доказала каждое из преступлений Мадуева, большая часть которых оказалась тяжкими. Разбойные нападения, кражи, грабежи, несколько убийств… Для исполнения приговора Мадуева Сергея Александровича, 1956 года рождения, уроженца Караганды, по паспорту – русского, этапировали в спецтюрьму города Новочеркасска Ростовской области.

Оттуда, из камеры № 32, одна апелляция следовала за другой. Но Верховный Суд оставил приговор без изменения, а из Комиссии по помилованию при президенте РФ, к которой Мадуев взывал дважды, ответа так и не поступило. Таким образом, приговор вступил в законную силу, Червонца в любой момент могли поставить к стенке. И вдруг в тюрьму приходит сногсшибательное известие о моратории на исполнение в России смертной казни. Мадуев всегда считал, что Бог его хранит. Только вот до сих пор не может понять, за что и для чего. «За свою короткую жизнь на свободе я не раз находился на волосок от смерти. И лишь в последние секунды что-то спасало меня». Так было и при попытке к бегству в «Крестах», когда его ранили из автомата, а потом долго и жестоко били, сломав несколько ребер… Так было и в Новочеркасске, когда он уже прощался с жизнью, готовясь к расстрелу… Бог снова отвел от него смерть – на время, а может быть, и навсегда…

Мадуев и раньше, находясь под следствием, не сомневался: смертная казнь минует его. Правда, страшный приговор отрезвил, заставил испытать животный страх. Но маленькая искорка надежды – вопреки всему – не погасла.

– Конечно, как и всякий нормальный человек, я боюсь смерти, – откровенничает со мной Мадуев. – Но теперь я больше не думаю о ней. Я испытываю радость. Ведь у меня появился шанс не просто остаться живым, но и доказать обществу, что я еще для него не потерян. Я убежден, что со мной разберутся, поверят – я не убийца и совершенные мной два убийства – непреднамеренные. (Свой приговор Мадуев получил по более чем десяти статьям УК РФ, в том числе 77-й – бандитизм и 102-й – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах двух человек. За убийство семьи Шалумовых из трех человек он осужден как соучастник. Кроме того, в Узбекистане Мадуева ожидает суд за убийство еще троих. По нашему Уголовному кодексу за каждое преступление назначается самостоятельное наказание, которые потом складываются. Таким образом, в общей сложности Мадуев С.А. получил две «вышки» (прокурор просил три), семьдесят лет лишения свободы с конфискацией имущества и возмещением ущерба всем потерпевшим. – Авт.

Когда в 95-м Мадуева перевели в Новочеркасскую тюрьму, он сильно нервничал. Плохо себя чувствовал, жаловался на желудок, почти ничего не ел, мало спал, ходил из угла в угол по камере и много курил. Похудел. Хоть и говорят, что в любых условиях Червонец адаптируется быстро, сам он с этим категорически не согласен.

– Это неправда. Как тут можно быстро и хорошо адаптироваться, если место адаптации мне навязывают силой? Я очень тяжело переношу одиночество, и если б не книги, которые дают здесь читать, мне кажется, за те два с половиной года, что я в Новочеркасской тюрьме, я бы сошел с ума.

На этот случай в тюрьме и существует психолог. Однако Мадуев, по его собственному признанию, за помощью к нему еще ни разу не обращался. «По той простой причине, что не верю в его исцеляющие способности», – объясняет. Сотрудники тюрьмы подтвердили это, одновременно пожаловавшись на то, что психолог у них – один, а заключенных – три тысячи. Как тут ко всем успеть? Поделились они со мной и наблюдениями о том, что у таких осужденных, как Мадуев, здоровье обычно отменное. Нервы – железные, психика – жесткая. В противном случае не совершили бы столько убийств, изнасилований и разбойных нападений.

После некоторого периода привыкания к новым условиям и особенно введения моратория Мадуев тоже успокоился. Стал с аппетитом есть, крепко спать, порой даже похрапывая… Изредка делает себе массаж. Завязал было с курением – задумался о здоровье, но потом снова понемногу втянулся. Но курит уже только казенную махорку и «Приму», выдаваемую по две пачки в десять дней администрацией тюрьмы. Собственные же деньги с лицевого счета (еще в 94-м в Питере англичане заплатили ему за интервью две с половиной тысячи долларов) тратит в тюремном ларьке исключительно на пряники и леденцы. Такая уж у него слабость.

«Что бы сейчас вы больше всего хотели поесть?» – спросила я в тюрьме у Сергея. И, готовясь получить ответ типа «мяса» или «колбасы», услышала обескураживающее: «Торта».

– Я, конечно, понимаю, что в моем положении это непозволительная роскошь, – продолжал Сергей, – и шансов отведать торт у меня нет, поэтому не отказался бы и от кексов. От их рекламных фотографий в газетах и журналах аж рябит в глазах. Купите мне парочку, пожалуйста. Или хотя бы обыкновенных отечественных пряников. Они стоят недорого, что-то около девяти рублей за килограмм. За это вам когда-нибудь воздастся…

Я пообещала, а сама подумала об его умении находить самые уязвимые места людей и использовать их в своих целях. По сути, у большинства болевые точки общие. «За это вам когда-нибудь воздастся…» А если поменяться ролями? Напомнить ему о пустом лицевом счете? Нет, это жестоко. Мы находимся не в равных положениях. Да и счет уже не пустой. Накануне по просьбе Сергея я перевела на него деньги. С тем чтобы он уже сейчас мог отовариваться в тюремном магазинчике. Хотя сладкое ему и противопоказано. У Мадуева – сахарный диабет. О происхождении этой болезни он имеет весьма смутные представления, но считает, что толчком был сильнейший стресс. «Еще ребенком, на спор, я просидел в кладбищенском морге рядом с покойниками больше суток, – доверительно поясняет мне он. – Было страшно, меня колотило. После этого и заработал сахарный диабет. Специалисты потом эту взаимосвязь подтвердили».

Из последнего приступа его вывели в мае. Не удержался, наелся сахара и слег. «Вот понимал, что нельзя, но так захотелось сладенького…» – оправдывался потом перед лечащим врачом. И снова начались инъекции и почасовой прием лекарств. В камерах их по инструкции не оставляют. Больной должен принимать пилюли только в присутствии нескольких контролеров. И так необходимое количество раз в день. Кровь на сахар тоже обычно берут в камере. Врачи вообще совершают обход заключенных ежедневно. Если, не дай Бог, что-нибудь серьезное, больного переводят в стационар тюремной медсанчасти. Она в Новочеркасской тюрьме оснащена всем необходимым. Ну а если требуется консультация более квалифицированного специалиста, его приглашают из Ростова. Все медицинские проблемы обычно решаются на месте, не выходя за пределы тюрьмы.

О своих врачах Мадуев отзывается с теплотой. Считает, что жив до сих пор только благодаря их заботе. Не упускает случая похвалить и администрацию «учреждения» – «за понимание и терпение» и выразить ей «благодарность и признательность». Услышав эти высокопарные слова, сотрудники Учреждения 398/СТ-3 усмехаются. Мадуев специфический собеседник – актер и никогда не дает им скучать. Постоянно играет на публику, пытается создать о себе благоприятное впечатление. Хотя, прежде чем сказать, трижды продумывает каждое слово. Вот и сейчас, со мной. «Сережа, не мучает ли вас здесь раскаяние? Ведь вы виновник гибели пятерых человек», – спрашиваю его. «Вы называете такую цифру… Насколько я знаю, хоть это и немало, но их двое, – отвечает. – А насчет раскаяния… Оно пришло гораздо раньше, через пять минут после случившегося. Преследует меня по сей день и будет преследовать до конца жизни. А убийцей в прямом смысле этого слова я не был и никогда не буду».

Зная способность Мадуева пускать пыль в глаза, я сомневаюсь в его искренности. Многие сотрудники тюрьмы и Управления исполнения наказаний ГУВД Ростовской области, курирующие осужденных, тоже. «То, что было когда-то на свободе, совершенно другая, отдельная жизнь, – сказал мне один из заместителей начальника тюрьмы. – И большинство заключенных ее просто отбрасывают или забывают. Тюрьма – это особый мир. И здесь своя жизнь, куда отголоски прошлого не доходят».

Похоже, это правда. И следующие фразы Червонца – лучшее доказательство тому: «Если честно признаться, я очень плохо помню дни судебного заседания, в том числе и день приговора». «Это может показаться неправдоподобным, но за всю свою жизнь я ни разу не видел снов. Даже не имею представления, что это такое. Хотя другие люди и рассказывали».

Мадуеву повезло. Пострадавшие от руки этого бандита и убийцы в его сны не приходят. Но не приходят и некогда любимые им женщины. Их у Червонца было немало. Всех задаривал украшениями – причем не ворованными, но купленными на ворованные деньги, и цветами, обо всех заботился. Этот элегантный высокий парень с обволакивающим взглядом карих глаз умел околдовать каждую, в нем был к этому какой-то особый дар. Но вместе с тем, как знаток человеческих душ, он умел находить в своих спутницах и самые тонкие струны, на которых хладнокровно играл. Тем не менее многие оставались ему верны. Вплоть до ареста. «Пока мужчина может помочь и защитить, он нужен, – объясняет мне заместитель начальника УИН ГУВД Ростовской области полковник Камнев. – А потом – все… Это женская тайна».

Червонца, конечно, тоже нельзя было назвать верным. Но все же одна женщина из Санкт-Петербурга – Тамара – его «зацепила» сильнее других. Да настолько, что не выходит из головы осужденного до сих пор. Она тоже проходила по делу Мадуева в качестве свидетельницы. Еще во время следствия Сергей умудрялся придумывать столь фантастические трюки, что следователям волей-неволей приходилось вызывать женщину на допрос, а потом и в суд. Таким образом, Мадуев получал возможность ее видеть. Об их любви стало известно из аудиокассет, которые тогда еще подследственный Мадуев наговорил из «Крестов» специально для нее. Пленки попали к адресату, а потом Тамара передала их питерской прессе.

«Маленькая моя», «дорогая», «единственная» называл он ее в своем звуковом письме. «Я никогда в своей жизни не испытывал таких чувств и, кажется, любил тебя всегда… Если окажусь на свободе, для тебя с сыном душу положу вон. Я сделаю все, чтобы вы испытали то, что люди называют счастьем… Очень люблю тебя. И очень хочу…»

Но как верить в силу чувств этого известного ловеласа, если он едва ли не каждой своей «невесте» объяснялся в любви одними и теми же словами?

– Нет, по-настоящему я любил только ее. Других женщин здесь даже не вспоминаю, – уверяет меня Мадуев. – Слишком многим я ей обязан и очень сожалею, что не смог отплатить тем же. Даже наоборот, незаслуженно обидел ее. Обидел своим недоверием. Лишь позже понял, что был не прав. А насчет своих обязательств перед ней… Знаете, Ирина, с первых дней моего задержания и до конца суда она поддерживала меня духовно. Встречала и провожала моих сестер, когда они приезжали ко мне на свидание, заботилась о них, пока они находились в Питере. Не каждая супруга сделает для своего мужа то, что делала для меня она. И этого вполне достаточно для того, чтобы до конца своих дней быть ей благодарным…

Сергей не вспомнил еще многое из того, что сделала для него Тамара. Она оплачивала его адвокатов, довольно долго передавала посылки (подключила к этому даже своего мужа), перечисляла на лицевой счет деньги, а 17 июня 1993 года, когда Мадуеву исполнилось тридцать семь лет, передала для него в следственный изолятор КГБ на Шпалерной тридцать семь алых роз.

Но в Новочеркасске Тамара Сергея ни разу не навестила. Ни разу не навестил его здесь и никто другой. Даже родственники. В Управлении исполнения наказаний Ростовской области убеждены, что Сергей им просто не нужен, или же они страшатся возмездия родных убитых их сыном и братом людей. А может, считают своего Робин Гуда расстрелянным? После годичной давности сообщения одной из газет о том, что в отношении Мадуева приговор приведен в исполнение, многие вычеркнули его из списка живущих. Даже офицеры внутренней службы Ростова и области. «Мадуев? Откуда он у нас? Неужели еще не расстреляли?»

Однако особо опасный преступник по кличке Червонец жив. И вот уже два с половиной года упорно ищет мать с отцом и четверых братьев-сестер. Пишет по старым адресам, но ответа не получает. Родные – самый больной для Мадуева вопрос. Только о них он и может говорить с сотрудниками тюрьмы и Управления исполнения наказаний. Столько уж бумаги исписал, столько конвертов заполнил, запрашивая бывших соседей о местонахождении семьи. Отец-чеченец и старший брат до сих пор где-то в Чечне. Но как их найти в послевоенной Ичкерии? Да и захотят ли они общаться? Отец ведь развелся с матерью, когда Сереже не исполнилось и семи, а потом с двумя старшими детьми уехал на родину. Сергей его совсем не помнит. Мать осталась в Караганде, но вела тогда такой образ жизни, что о трех своих младшеньких даже не вспоминала. Пила, гуляла, сидела в тюрьме. И росли ее дети – мал мала меньше, как сорная трава в огороде. А потом старший сбежал из дому. Так жизнь и разбросала семью…

В свое время Сергей, хоть и сам был мальчишкой, много помогал брату с сестрой. Доставал им еду, покупал на ворованные деньги одежду. Теперь ждет заботы от них. Деньги на счету имеют свойство кончаться, тюремное питание – известно какое. Дневной рацион каждого заключенного Новочеркасской тюрьмы обходится государству в четыре рубля с копейками. В эту же сумму администрация должна уложить разные диетические добавки. Диабетчику Мадуеву, кроме всего прочего, дают еще молочные продукты: творог, масло, кефир, молоко. Но разве это мужику требуется? Правда, раз в полгода заключенным полагается посылка до двадцати килограммов и двухкилограммовая бандероль. Однако Мадуев еще ни разу ничего подобного не получал. Не от кого. С этой целью и разыскивает родственников. С этой целью обратился за помощью и ко мне. Но чуть позже. Через пять дней после моего первого появления в тюрьме.

А тогда, в мой первый визит, о контакте с журналисткой не хотел и думать. Даже написал начальнику тюрьмы заявление: мол, с другими лицами, кроме администрации, общаться отказываюсь. Когда через пять дней я снова вернулась в Новочеркасск – теперь уже с заместителем начальника УИН ГУВД Ростовской области полковником Камневым, – Мадуев сменил гнев на милость. (Может быть, тому помог авторитет моего спутника среди осужденных?) И передал мне с Александром Владимировичем записку.

«Я готов ответить на интересующие Вас вопросы если Вы в свою очередь пойдете мне навстречу, т-е в меру своих возможностей окажете мне матерьяльную помощь.

Мне положена посылка передачь в размере 20-ти килограмм, что именно купить я сказал бы Вам и был бы очень благодарен если бы Вы купили бы необходимые продукты питания, а так же повозможности положили бы на мой лицевой счет немного денег, чтобы я имел возможность в магазине учреждения приобретать табачные изделия.Я уверен, что моя просьба необидит и неоскорбит Вас. Я обращаюсь к вам спросьбой лишь потому, что мне неккому больше обратиться, потому, что лишон Всякой матерьяльной поддержки. Думаю помощь Ваша не разорит Вас ибо и Вы, по своему, делаете свое дело небезкорыстно». (Стиль, орфография и пунктуация Мадуева сохранены.)

*

Условие осужденного я выполнила. «Не балуйте сильно его», – попросили перед этим меня в тюрьме. Но я рискнула. «На эти деньги он теперь сможет отовариваться в нашем магазине год», – увидя сторублевые купюры, пояснил сопровождающий нас в кассу майор. И я порадовалась за смертника. Судя по всему, сидеть ему здесь еще очень долго. По убеждению многих сотрудников СТ-3 и УИН ГУВД Ростовской области, ни один из осужденных, скорее всего, так и не дождется смертной казни. «Мораторий никогда не отменят. А это значит, каждый приговор к смертной казни будет пересматриваться. Одним дадут пожизненное, другим – двадцать пять лет лишения свободы. И вот выйдут они тогда и будут грабить, убивать и насиловать в десятикратном размере. Слава Богу, мы до этих времен не доживем».

«Расстреливать их всех скорее надо, – более откровенно выразился один. – Ведь они выродки и подонки. Вас интересует, что чувствует смертник, а вы поговорите лучше с родными убитых им людей. Пусть они расскажут о своих переживаниях».

Такой опыт у меня уже был. Теперь вот интересовал Мадуев – «вор вне закона», «черная звезда», «советский Робин Гуд» и так далее… И в памяти почему-то всплыли слова старшего следователя по особо важным делам прокуратуры России, ведшего дело Мадуева, Леонида Прошкина: «У меня к Мадуеву слабость. Будь я судьей, у меня дрогнула бы рука, подписывая ему смертный приговор. В нем много человеческого…» В конце концов, чтобы понять, так ли это сейчас, я и преодолела столько воздвигнутых передо мной преград…

ГУИН МВД России, МВД России, переславшее запрос редакции в тот же ГУИН… Последней преградой оказался начальник Новочеркасской тюрьмы Петр Илларионович Бондаренко. Получив указания «сверху» помочь журналистке в рамках инструкции, он, тем не менее, решился на это не сразу. Лишь звонок главы УВД Ростовской области генерал-лейтенанта Фетисова активизировал его действия. Но при этом Петр Илларионович произнес: «Вы последняя журналистка, кто прошел в эту тюрьму. Мадуевым многие интересуются. Но мы отказываем всем».

Это подогрело мой интерес к особо опасному преступнику Червонцу, и я решила задать ему гораздо больше вопросов, чем заготовила в Москве. Некоторые из них запретила «цензура». Кое-какие имена тоже не разрешили разглашать. Спорить я не стала…

– Их много, очень много, но главная из них – я только здесь это и понял: жизнь человеческая, по существу, не имеет никакой ценности, независимо от того, виновен ты в чем-то или нет. Я вот сижу, виновный во многих грехах, и содрогаюсь от ужаса перед будущим… У нас не умеют прощать. И это вторая истина, которая открылась мне здесь. Откуда вот у людей, не связанных с преступностью, столько зла и жажды к насилию? Верховный Суд мой приговор утвердил. Жду вот ответа от Комиссии при президенте…

«Типичная преступная логика, – прокомментировал ответ Мадуева один из офицеров. – Еще они часто противоречат сами себе». Действительно, у Мадуева ни разу еще не возникало сомнений в справедливости своих поступков на воле. Он старается не говорить об этом открыто, но мысль о «правильности пути» постоянно проскальзывает в его разговорах с кураторами. И вдруг «виновный во всех грехах», «я не убийца», «раскаяние пришло ко мне через пять минут после случившегося»… Хочет выбить слезу? С руководителями тюрьмы он уже пытается проделать это с момента «заселения», любит и посочувствовать их трудной службе…

– О жизни. О том, что при теперешней обстановке, которая сложилась в России, всякий человек мог бы жить нормальной, обеспеченной жизнью, не переступая при этом закон. Я очень сожалею, что не смог дождаться этих перемен.

– В свои детские годы я очень сильно и часто голодал. Познал холод и унижения. До пяти лет воспитывался в приюте, где меня и таких же, как я, часто оставляли голодными. Якобы за какие-то провинности. Оставляли голодать по целым дням, а вечерами наши повара и воспитатели уходили домой с полными сумками продуктов. Это было в Казахстане, в Караганде. Став взрослым, я часто задумывался над этим. Кого они обирали, у кого крали, кого лишали куска хлеба? Вот такие эпизоды, связанные с насилием, мне вспоминаются чаще всего… То же самое, когда мы жили с матерью. К нам очень плохо относилась не только она, но и ее «друзья». Били, выгоняли из дому в любое время суток. Вся эта грязь, насилие и зло не изгладились из моей памяти до сих пор…

– Ну, может быть, как кормил, обувал и одевал своих младших сестру и брата, как заботился о них и как дружно мы жили.

– Прежде всего моя классная руководительница. Она с третьего по пятый класс обучала меня в школе. Зная наше с сестрой и братом положение дома, отношение к нам матери и ее «друзей», она часто давала нам деньги, водила к себе домой покормить, покупала продукты. За все то хорошее, что она сделала для нашей семьи, я безгранично любил и уважал ее. И пронес эти чувства через всю жизнь.

– Я столько всего насмотрелся в детстве, столько познал мерзкого, что, став взрослым, дал себе слово никогда не позволять плохого отношения к женщинам, с которыми меня сведет судьба, и тем более к их детям. Я старался жить их жизнями, изучал интересы, узнавал, что они любят и что им неприятно видеть в мужчине. А дальше все делал так, как они захотят. Отсюда и их отношение ко мне: понимание и уважение. Отсюда и их преданность. Они никогда меня не предавали. Хотя большинство и знали, чем я занимаюсь, вернее, занимался.

– Счастье для меня – это когда не надо оглядываться в тревоге и страхе, боясь возмездия за содеянное зло. Когда знаешь, что дома тебя ждет семья – жена и дети. Когда тобой гордятся и дорожат, любят и верят. Когда знаешь, что тебя никогда не бросят и не оставят в трудные минуты.

– Пока хорошо, за что признателен медчасти учреждения до глубины души.

– Нет. – («Врет, конечно, – подчеркнул тот же офицер. – В одиночке это неизбежно. Главное, как с этим справляться».) – Хотя чувство страха преследует меня постоянно. Страха за то, что приговор в любой день могут привести в исполнение.

– В данный момент, узнав, что вы пополнили мой лицевой счет, я в очень хорошем душевном состоянии. И хочу от всей души поблагодарить вас за этот жест великодушия. А если говорить о моем душевном состоянии вообще, то оно часто меняется. Я ведь живу в полной неизвестности о своем будущем. Что ждет меня завтра, и будет ли оно вообще? И потом, здесь, в камере, абсолютно нечем заняться. Поэтому в основном мое состояние и настроение зависят от того, какие книги мне выдадут для чтения. Только читая, я забываю о том, где я и что со мной происходит.

– Больше всего люблю историческую. Но не отказываюсь и от детективов. Иногда тянет на лирические стихи…

– Пока только думаю об этом. Хочу описать все, с чем мне пришлось соприкоснуться в жизни. Чтобы читатель рассудил и понял, стоят ли все богатства мира хотя бы нескольких лет тюрьмы, не говоря уже о половине жизни.

– Хоть родители мои и не христиане, сам я крещен и всегда веровал в Бога. Дома, то есть на свободе, я два раза в неделю обязательно посещал церковь, и это не считая церковных праздников. Но в камере у меня нет иконы. Есть «Новый завет» и «Псалтырь». А молюсь я по утрам и вечером, обращая взгляд к небу.

– Нет. Да и те, что есть (две мужские головы в фуражках со свастикой на обоих плечах и женская голова на правом предплечье с надписью под ней: «Не видала горя – полюби меня». – Авт.), были сделаны в силу кое-каких обстоятельств. Добровольно бы я их никогда не сделал. Просто меня попросил об этом брат, у которого уже были аналогичные татуировки. Накалывал мне их один из его друзей, году в семьдесят четвертом…

– Туалетные принадлежности, нижнее белье, носки, бумагу, ручку, конверты, табачные изделия, продукты питания, которые приобретаешь в магазине учреждения и которые присылают в посылках и бандеролях. А также две чашки, ложку, кружку, миску и книги, которые выдают из библиотеки.

– Я с самого начала следствия над Воронцовой говорил, что о деньгах у нас не было с ней и речи. Она тогда тоже отвергла версию о них. А оружие принесла только потому, что стала испытывать ко мне чувство любви. Нет, я ее не любил и не люблю. Но питаю к ней огромное уважение. Я даже следователю в свое время сказал, что если бы знал ее на свободе и знал, что она ради меня пойдет на подобное должностное преступление, то не задумываясь связал бы с ней свою жизнь. Я так бы и поступил. Не сомневайтесь.

– Это ложь. Я никогда и никому не говорил дурного о Воронцовой. Просто не мог. По той простой причине, что глубоко уважал ее.

– Если учесть, с каким пониманием к моему положению относятся сотрудники администрации и медчасти учреждения, какие у меня могут быть жалобы?..

И все-таки, как я узнала у начальника Новочеркасской тюрьмы П.И. Бондаренко, одна жалоба у осужденного Мадуева есть – ему не хватает книг. Сергей их проглатывает моментально, что порой ставит сотрудников учреждения в тупик: новые-то взять негде. Тюремная библиотека пополняется нечасто. Сергею уж специально подбирают все, что потолще. Но и этого оказывается мало. Газет тоже не хватает. Тюрьма получает всего несколько местных изданий: «Донские вести» и «Ва-банк». На центральные денег нет. Газеты среди заключенных обычно идут по кругу, и к последним приходят зачитанными до дыр.

Узнав об этом, я передала Мадуеву последний номер «Совершенно секретно» и несколько купленных по дороге книг. Он был несказанно рад. Не забыл поблагодарить. Человек он вообще очень вежливый. Уважительно относится ко всем служащим тюрьмы. Сплошные «будьте добры», «пожалуйста» и «спасибо». За два с половиной года, в отличие от других зэков, ни разу не нахамил, не нагрубил. Если другие заключенные порой бузят, Мадуев на неприятности не нарывается. Поэтому у сотрудников тюрьмы отношение к этому осужденному соответствующее.

И все же в камере смертников – каменной клетке два с половиной метра на четыре – Мадуев морально сдал. Вес вот набрал, отчего лицо заметно округлилось, но вместе с тем замкнулся. Единственный человек, с кем он охотно беседует до сих пор, – это полковник Камнев. Но чтобы его вызвать из Ростова, нужно написать начальнику тюрьмы заявление. Здесь все просьбы передаются через заявления. Таков порядок. Бумаги у Мадуева хватает, ручками его тоже, как и остальных, обеспечивают по мере необходимости. Да Сергей и сам не бедный. Два с половиной года назад его привезли сюда «с приданым». Две большие спортивные сумки были набиты обувью, спортивными костюмами, носками, нижним бельем, ручками, бумагой, блоками «Кэмэл» и «Родопи». Сейчас все эти вещи хранятся на спецскладе. Захочет Сергей воспользоваться чем-то, пишет заявление. Первое время баловался «домашними» сигаретами. Поначалу выписывал «Кэмэл», потом решил его поберечь, перешел на «Родопи». По сравнению с тюремной «Примой» или махоркой это настоящий деликатес. А вот к цивильному нижнему белью еще ни разу не притрагивался. Пока хватает казенного – специального образца.

По отзывам руководства Учреждения 398/СТ-3, Мадуев примерный заключенный. Безропотно убирает свою камеру, по мере необходимости сам стирает нижнее белье и носки (сушит либо на спинке кровати, либо под матрасом), строго следует распорядку дня учреждения. Каждый день под усиленным надзором по полтора часа гуляет в тюремном дворике – у смертников прогулка длиннее, чем у остальных. Раз в неделю его водят в баню, где бреют и стригут, предварительно надев наручники. Дают возможность переодеться во все чистое. Охрану при этих процедурах обычно увеличивают в два-три раза. Но это не единственная мера предосторожности, направленная на профилактику побега и суицида.

Ежедневно, после завтрака, как и всех особо опасных преступников, Мадуева выводят в другую камеру и тщательно обыскивают. Его же узилище также подвергают техническому досмотру на наличие посторонних предметов. Обыскивается буквально каждый сантиметр. Хоть это и особо охраняемая тюрьма, но и здесь могут быть «сюрпризы». Тем более от такого специалиста по побегам, как Мадуев. Смог же он в Астрахани в свою одиночку пронести остро заточенный штырь, в Бутырку – тридцатиметровую веревку с удавкой… А в изоляторе на Шпалерной пытался пилкой перепилить оконную решетку (ее передала осужденная из хозобслуживания, которая потом, уличенная, вскрыла себе вены), в «Крестах» – разобрать стену. Затем ему там же дважды передавали оружие – в мае 90-го года следователь Воронцова, в октябре 94-го контролер Кумачев, утверждавший, что действовал под гипнозом.

Когда в мае я узнала от одного из своих источников о том, что Червонцу якобы опять передали в камеру пистолет и он попытался бежать, то ничуть не удивилась. Недаром же обложку его личного дела перечеркивает красная полоса, означающая «склонен к побегу». Тот же источник сообщил, что пистолет Мадуеву передал кто-то из сотрудников Новочеркасской тюрьмы. Было это в 96-м году, после чего руководство МВД якобы обратилось в Комиссию по помилованию при президенте РФ, куда тогда уже подал прошение осужденный, с просьбой поскорее рассмотреть дело Мадуева и наконец-то определить его статус. Но тут все заговорили про мораторий на исполнение смертной казни. И Червонца в Новочеркасске пришлось снова кормить, поить и лечить. Если бы Верховный Суд рассмотрел апелляцию Мадуева на два-три месяца раньше, его приговор успели бы привести в исполнение…

«Глупости, – выслушав мою версию, ответили мне и в СТ-3, и в УИН ГУВД Ростовской области. – В такой знаменитой тюрьме, как эта, подобное просто исключено. У нас за всю историю существования учреждения и было-то всего два побега. Да и то очень давно. Один раз заключенный, занятый на работах в хозяйственном дворе, проник за территорию тюрьмы через подземные коммуникации. Кто-то из друзей сообщил ему в письме об измене жены, и парень устремился мстить. Далеко ему уйти не удалось. Задержали в черте города. Другой раз двое заключенных пытались выбраться на волю через крышу производственного здания. Только сбросили вниз «кошку», тут-то их и схватили». С тех пор действительно много воды утекло, и многое в тюрьме поменялось.

Мадуев, например, сейчас находится на особом посту. Здесь к его появлению, как в «Бутырке» и «Крестах», готовились тщательно. В московском изоляторе для него сделали специальную клетку, на допросах держали под двойной охраной. В Питере его охраняли усиленный автоматами Калашникова наряд из пяти человек, кинолог с двумя собаками и восемь войсковых конвоиров. Можете представить, какую опасность для общества представлял собой этот человек? В Новочеркасске круглосуточная охрана Мадуева тоже раза в два-три превышает обычную. Через дверной глазок камеры за ним ведется непрерывное наблюдение. Во избежание попыток суицида. В тюрьмах, особенно в одиночных камерах, – это не редкость.

Но и это не главное. Неоднократно в разговоре со мной мои собеседники называли (На этом текст статьи в Интернете окончен. Далее руководство альманаха слезно попросило денег у читателей на свое существование. – Прим. Вяч. Борисова).

(Мастыкина И. Последний бандит Советского Союза

*

***